Вместе с ним тоскуют басы:
Пущай на том на кургане калина родная
Растет и красуется в ярких цветах.
У другого огня - реже народу и песня иная:
Ах, с моря буйного да с Азовского
Корабли на Дон плывут.
Возвертается домой
Атаман молодой.
У третьего, поодаль, огня, покашливая от дыма, вяжет сотенный краснобай замысловатые петли сказки. Слушают с неослабным вниманием, изредка лишь, когда герой рассказа особенно ловко выворачивается из каверз, подстроенных ему москалями и нечистой силой, в полосе огня мелькнет чья-нибудь ладонь, шлепнет по голенищу сапога, продымленный, перхающий голос воскликнет восхищенно:
- Ах, язви-разъязви, вот здорово!
И снова - текучий, бесперебойный голос рассказчика...
...Через неделю, после того как полк пришел на лунки, есаул Попов позвал сотенного коваля и вахмистра.
- Как кони? - к вахмистру.
- Ничего, ваше благородие, очень приятно даже. Желобки на спинах посравняли. Поправляются.
Есаул в стрелку ссучил черный ус (отсюда и прозвище - Черногуз), сказал:
- Прикэз от кэмэндира пэлка пэлудить стремена и удила. Будет вэсэчайший смэтр пэлку. Чтэбы все было с блэскэм: чтэ седлецо, чтэ все эстэльное. Чтэбы на кэзэков было любо, мило-дэрэго глянуть. Кэгда, брэтец ты мой, будет гэтово?
