Она была молода, лет двадцати пяти, смуглая, изящная, если вы понимаете, что я имею в виду. До некоторой степени привлекательная, но с довольно сильным влиянием того, что моя мама называла «примесью негритянской крови». На ней был очень яркий пуловер, и ногти покрашены в тот же цвет.
Чай был очень хорош — крепко заварен, не то что жиденькое китайское пойло, которое всегда пила миссис Келси и которое было для меня настоящей пыткой.
На столе были тосты и джем, тарелка карамели и нарезанный кекс. Мистер Эммотт любезно мне все это передавал. Тихий, тихий, но замечал, когда моя тарелка становилась пустой.
Вскоре с шумом появился мистер Коулман и занял место по другую сторону мисс Джонсон. Казалось, на его нервы ничто не действовало. Он говорил без умолку.
Миссис Лейднер зевнула и бросила усталый взгляд в его направлении, но это не дало никакого эффекта. Впрочем, так же как и то, что миссис Меркадо, к которой он чаще всего обращался со своими речами, была больше занята разглядыванием меня и отделывалась от него небрежными репликами.
Как раз когда мы заканчивали чаепитие, с раскопок пришли доктор Лейднер и мистер Меркадо.
Доктор Лейднер любезно поздоровался со мной. Я видела, как его озабоченный взгляд быстро обратился на лицо жены, и он, кажется, был успокоен тем, что прочитал на нем. Затем он сел на другом конце стола, а мистер Меркадо уселся на свободное место рядом с миссис Лейднер. Это был высокий, худой, невеселый мужчина, намного старше своей жены, с болезненным цветом лица и жидкой, бесформенной бородой. Я была рада, когда он появился, потому что жена его перестала пялить на меня глаза и переключила внимание на него, следя за ним с тревогой, которую я посчитала необычной. Он же рассеянно помешивал чай и молчал. Кусочек кекса лежал нетронутым на его тарелке.
Однако еще одно место было не занято. Но вот отворилась дверь, и вошел мужчина.
Как только я увидела Ричарда, я поняла, что это красивейший мужчина из всех, которых мне приходилось видеть, и тут же засомневалась, так ли это. Сказать, что мужчина красив, и в то же время сказать, что краше в гроб кладут, — явное противоречие, и все же это было так. Его голова, казалось, представляла собой кожу, сильно натянутую на череп, но на красивый череп. Острые очертания челюсти, виска и лба проступали так отчетливо, что он напоминал мне бронзовую скульптуру. С худого загорелого лица смотрели два ярчайших и самых синих, какие я когда-либо видела, глаза. Он был от меня примерно в шести футах[9] и ему, по-моему, было около сорока лет.
— Это наш архитектор, — представил ею мне доктор Лейднер.
Тот приятно промурлыкал что-то с невнятным аНГЛИЙСКИМ произношением и сел рядом с миссис Меркадо.
— Боюсь, что чай немного остыл, — сказала миссис Лейднер.
О, не стоит беспокоиться, миссис Лейднер. Это за то, что я опоздал. Мне хотелось закончить составление плана тех стен.
— Джема, мистер Кэри? — спросила миссис Меркадо.
Мистер Рейтер подвинул вперед тосты. И я вспомнила, как майор Пенниман сказал: «Лучше всего пояснить это тем, что все передавали масло друг другу слишком уж вежливо».
Да, было что-то не совсем обычное в этом...
Оттенок официальности...
Вы бы не сказали, что здесь собрались люди, которые давно знают друг друга, а некоторые знакомы уже несколько лет.
