Друзья переглянулись. Они расходились с Хагридом во взгляде на «самых интересных
животных», которых другие люди называют «опасными чудовищами». Впрочем,
Клювокрыл и вправду выглядел безобидным. Хагрид же и вовсе считал его милашкой.
— Тебе надо хорошенько подумать, как его защитить. — Гермиона села рядом с
Хагридом и погладила его по огромной ручище. — Необходимо доказать Комиссии, что он
неопасен.
— Ничего не выйдет! — рыдал Хагрид. — Комиссия в кармане у Люциуса Малфоя. Все
его боятся. Я проиграю дело, и тогда Клювика…
Хагрид чиркнул пальцем по шее и с плачем рухнул на стол.
— Может, Дамблдор поможет? — вслух подумал Гарри.
— Он и так мне очень помог. А у него самого забот полон рот: эти дементоры, Сириус
Блэк…
Рон и Гермиона взглянули на Гарри, как будто хотели сказать: вот он, подходящий
момент укорить Хагрида, умолчавшего о роли Блэка в гибели его родителей. Но Хагрид был
так несчастен, так боялся за судьбу гиппогрифа, что Гарри просто не мог ещё усугублять
страдания своего друга.
— Хагрид, нельзя сдаваться, — твёрдо сказал он. — Гермиона права, надо хорошенько
продумать защиту. Мы будем свидетелями…
— Я где- то читала о суде над гиппогрифом, его тоже раздразнили, и он напал на
обидчика, — задумалась Гермиона. — Того гиппогрифа оправдали. Обязательно найду этот
случай.
Хагрид только громче зарыдал. Гарри с Гермионой обернулись к Рону, как к якорю
спасения.
— Заварю-ка я чаю, — сказал тот. Гарри вытаращил глаза.
— Мама всегда предлагает чашку чая, когда кому-нибудь плохо, — развёл руками Рон.
Наконец, выслушав многочисленные заверения о помощи и увидев перед собой кружку
горячего чая, Хагрид высморкался в платок размером с добрую скатерть и сказал:
— Всё правильно. Нечего раскисать… надо взять себя в руки…
Огромный волкодав Клык застенчиво вылез из-под стола и положил морду Хагриду на
колени.
— И чего я расквасился? На себя не похож. — Хагрид погладил Клыка по холке,
потрепал за ухо. — Сам не свой последнее время… беспокоюсь о Клювике, да и уроки мои
никому не нравятся…
— Нам очень нравятся! — соврала Гермиона.
— Отличные уроки, — поддакнул Рон. — Как, кстати, поживают флоббер-черви?
— Все передохли, — сник Хагрид. — Салата объелись.
— Бедные… — У Рона от сдерживаемого смеха затряслись губы.
— Да ещё эти дементоры… мороз по коже. — Хагрида передёрнуло. — Как иду в «Три
метлы» промочить горло, каждый раз их вижу. Как в Азкабан вернулся.
Хагрид умолк и отхлебнул чаю. Гарри, Рон и Гермиона затаили дыхание: Хагрид
впервые упомянул о заключении в волшебной тюрьме.
— А в Азкабане страшно? — осторожно спросила Гермиона.
— Ещё как! — Хагрид глядел в одну точку. — Другого такого места во всём свете нет. Я
думал, с ума сойду. В голове всякие ужасы вертелись… всё вспоминал, как меня выгнали из
школы… как умер отец… как я отпустил Норберта…
На глазах у него опять выступили слёзы. Норбертом звали дракончика, которого Хагрид
выиграл в карты.
— Посидишь там и забываешь, кто ты, зачем живёшь. Я всё мечтал, помереть бы, пока
сплю… А потом меня выпустили. И я будто снова родился, всё вокруг новое, лучший день в
жизни. А дементоры-то меня отпускать не хотели.
— Ты же был не виноват! — с удивлением воскликнула Гермиона.
Хагрид горько усмехнулся.
— Им-то что? Им нужно пару сотен заключённых, а кто виноват, кто нет, их это не
трогает. — Хагрид молча уставился в чашку, потом тихо прибавил: — Хотел я было
отпустить Клювика… пусть бы себе улетел… да как ему втолкуешь, что надо улепётывать?
Да и закон страшно нарушить… как бы опять… — Хагрид поглядел на Гарри, Рона и
Гермиону полными слёз глазами. — Не хочу обратно в Азкабан.
Хотя вечер у Хагрида был не очень весёлый, всё же он оказал на Гарри то действие, на
которое Рон с Гермионой рассчитывали. Гарри теперь лишь изредка вспоминал Блэка и
ревностно взялся готовить оправдательную речь для суда над гиппогрифом.
На другое утро друзья отправились в библиотеку, принесли оттуда по охапке книг и в
пустой гостиной засели за поиски. Весь день они сидели у пылающего камина,
перелистывая пыльные тома страницу за страницей в надежде найти похожий случай. Книги
были полны отчётов о знаменитых судах над опасными чудовищами. Время от времени кто-
нибудь говорил:
— Вот тут есть кое- что. В тысяча семьсот двадцать втором был случай… правда,
гиппогрифа признали виновным и казнили, вот, поглядите…
— А вот это, пожалуй, подойдёт: в тысяча двести девяносто шестом на кого-то напала
мантикора, её оправдали и отпустили на волю… ой, нет, не годится: её все боялись и потому
отпустили…
