Мнимый блеск запоздалого расцвета

Желая в зеркале найти
Чувств милосердных свойства,
За добродетель выдал ты
Заслуги и геройство.

Но скоротечен сей расцвет, –
Поможет ли притворство?

Халат ночной и в спальне штор
Игривый шелк у ложа,
Жемчужный головной убор,
Сановный на плаще узор, –
Перед судьбой все это вздор,
Игра с судьбою – тоже!..
Не зря твердят: на склоне дней
Нужда неотвратима.
Но есть наследство для детей:
Величье рода, имя.
Шнуры на шелке, лент извив, –
Ты горд, избранник знати,
И на твоей груди горит
Груз золотой печати!
Надменен, важен, словно маг,
И вознесен высоко, –
Но час закатный – это мрак
У Желтого Истока…
Героев прежних лет, вельмож
Как чтут сыны и внуки?
Прискорбно: предков имена
Для них пустые звуки!

Так кончаются земные радости

У расписных, цветистых балок
весна себя испепелила.
И стала мусором душистым
листва, опавшая кругом.
Коль воле неба отдалась
и необузданно любила,
Коль к проплывающей луне
свой лик безвольно обратила, –
В том и найди первопричину
поступков, погубивших дом!
Ты сколько б ни винила Цзина,
что клана уничтожил нить,
Ты сколько б ни костила Нина,
семью посмевшего сгубить, –
Виновны все, с душою чистой
не умудренные любить!

У птиц убежище в лесу…

Чиновнику – коль деловит, –
в присутствии – хвала,
Но дома, в собственной семье,
худы порой дела.

И так бывает: был богат,
а после бедным стал,
Коль драгоценный он металл
по ветру размотал…

Он, милосердный, за других
привык душой радеть,
А сам от жизни так устал,
что ждет, как благо, смерть.

А этот не имеет чувств,
он холоден, как лед,
Но за обиды и к нему
возмездие придет.

Не верь безрадостной судьбе,
Судьба еще воздаст тебе,
Пусть тот, кто слезы льет и льет,
Их выплачет – и все пройдет!

Стать жертвой злобы и обид
обидчику дано,
Зря разлученным вновь сойтись
судьбой предрешено!
Причина в прошлой жизни есть
тому, что краток век,
Удачливый, всегда богат
под старость человек.
К Вратам Нирваны тот стремит
свой дух, кто просветлен,
А тот, кто во грехе погряз,
себя теряет он…

А птицам, если пищи нет,
осталось в лес лететь.
Земля – без края, но скудна
и худосочна твердь!

Девы пели арию за арией, но Баоюй оставался равнодушным. Тогда Цзинхуань

со вздохом произнесла:
– Заблудший юноша, ты так ничего и не понял!
Голова у Баоюя кружилась, словно у пьяного, он сделал знак девушкам прекрат

ить пение и попросил отвести его спать.
Цзинхуань велела прислужницам убрать со стола и повела Баоюя в девичьи по

кои. Здесь повсюду были расставлены редкостные вещи, каких на земле не уви

дишь. Но больше всего поразила Баоюя молодая прелестная дева, ростом и вне

шностью она напоминала Баочай, а стройностью и грацией Дайюй.
Баоюй совсем растерялся, не понимая, что с ним происходит, но тут Цзинхуань

вдруг сказала:
– Сколько бы ни было в бренном мире благородных семей, ветер и луна в зеле

ном окне , солнечный луч на заре в девичьих покоях  втоптаны в грязь знатны

ми молодыми повесами и гулящими девками. И уж совсем возмутительно то, ч

то с древнейших времен легкомысленные бездельники твердят, будто сладостра

стие не распутство, а страсть – не прелюбодеяние. Все это пустые слова, за ни

ми скрываются зло и подлость. Ведь сладострастие – уже само по себе распутс

тво, а удовлетворение страсти – распутство вдвойне. Любовное влечение – вот

источник и встреч на горе Ушань , и игры в «тучку и дождик». Я люблю тебя п

отому, что ты с древнейших времен и поныне был и остаешься первым распутн

иком во всей Поднебесной!
– Божественная дева, – поспешил возразить испуганный Баоюй, – вы ошибаете

сь! Я ленив в учении, потому отец и мать строго наставляют меня, но какой же

я распутник? Я еще слишком юн для этого и даже не знаю толком, что значит «

распутство»!
– Нет, это ты ошибаешься! – продолжала Цзинхуань. – Распутство есть распутст

во, как бы ни толковали это слово. Забавляться пением и танцами, увлекаться

игрой в «тучку и дождик» и гневаться оттого, что нельзя насладиться любовью

всех красавиц Поднебесной, – распутство. Но такие распутники подобны червя

м, жаждущим плотских наслаждений. У тебя же склонность к безрассудным ув

лечениям, «мысленному распутству». Объяснить смысл этих слов невозможно,

их надо понять сердцем, почувствовать душой. Именно в тебе сосредоточено в

се то, что скрыто в этих двух словах. Ты можешь быть добрым другом в девичь

их покоях, но на жизненном пути тебе не избежать лжи и заблуждений, насме

шек, стоустой клеветы и гневных взглядов десятков тысяч глаз. Ныне я встрети

ла твоих дедов – Нинго гуна и Жунго гуна, они меня умоляли помочь тебе всту

пить на праведный путь, и я не допущу, чтобы, побывав в моих покоях, ты сно

ва погряз в мирской скверне. Затем я и напоила тебя прекрасным вином и чаем

бессмертия, предостерегла от ошибок волшебными песнями, а сейчас привела

сюда, чтобы в счастливый час ты сочетался с одной из моих младших сестер, и

мя ее Цзяньмэй, а прозвище – Кэцин. Знай, в мире бессмертных все в точности

так, как в мире смертных. Но ты должен понять сущность скрытых в себе страс

тей, постигнуть учение Кун цзы и Мэн цзы, готовить себя к тому, чтобы в буду

щем стать достойным продолжателем дела предков.
Она объяснила Баоюю, что такое «тучка и дождик», втолкнула в комнату, закры

ла дверь и ушла.
Баоюй, словно в полусне, следуя наставлениям Цзинхуань, совершил то, что в

подобных обстоятельствах совершают юноши и девушки. Но подробно об этом

мы рассказывать не будем.
До самого утра Баоюй ласкал Кэцин и никак не мог с нею расстаться. Потом он

и, взявшись за руки, пошли гулять и попали в густые заросли терновника, где б

родили волки и тигры. Вдруг путь им преградила река. Моста не было.
Баоюй остановился в нерешительности и вдруг заметил Цзинхуань.
– Возвращайся быстрее! – сказала она.
– Куда я попал? – застыв на месте, спросил Баоюй.
– Это – брод Заблуждений, – ответила Цзинхуань. – Глубина в нем десять тыся

ч чжанов, а ширина – тысяча ли. Через него не переправишься ни в какой лодк

е, только на плоту, которым правит Деревянный кумир, а толкает шестом Служ

итель пепла. Они не берут в награду ни золота, ни серебра и перевозят только

тех, кому уготована счастливая судьба. Ты забрел сюда случайно и, если утонеш

ь, значит, пренебрег моими наставлениями.
Не успела она договорить, как раздался оглушительный грохот – будто грянул гр

ом, толпа демонов и якш оборотней подхватила Баоюя и увлекла за собой. Весь

в поту, Баоюй в ужасе закричал:
– Кэцин, спаси меня!
Перепуганная Сижэнь и остальные служанки бросились к нему с возгласами:
– Баоюй, не бойся – мы здесь!
В это время госпожа Цинь как раз пришла напомнить служанкам, чтобы не дав

али кошкам разбудить Баоюя. Услышав, что Баоюй зовет ее во сне, она удивила

сь:
«Ведь моего детского имени здесь никто не знает! Каким же образом оно стало

известно Баоюю?»
Если хотите узнать, что произошло дальше, прочтите следующую главу.