По этому поводу потомки в шутку сочинили такие стихи:

Про камень, брошенный Нюйва, –
давно уже болтать привычно,
Но к этой прошлой болтовне
еще прибавился слушок –
Как будто камень потерял
обычное свое обличье
И был таинственно укрыт
в зловонный кожаный мешок.

Известно: рок неотвратим,
и золото теряет пламень;
О том вздохнем, что и нефрит
не излучает больше свет , –
О, горы белые костей!
О, блеск родов, забытых нами!
Там где то отрок среди них
с красавицей минувших лет!

На оборотной стороне камня была изложена история его перевоплощения – ие

роглифы, выгравированные известным вам буддийским монахом с коростой на

голове. Камень вначале был крохотный – умещался во рту новорожденного, а и

ероглифы до того мелкие, что не прочтешь, как ни старайся. Постепенно камен

ь увеличивался и достиг таких размеров, что даже пьяный мог бы прочесть над

пись при свете лампы.
Я счел своим долгом все это объяснить, чтобы у читателя не возникло недоуме

ния, какой же должен быть рот у младенца, едва вышедшего из материнского ч

рева, если в нем мог уместиться такой большой камень.
Осмотрев яшму со всех сторон, Баочай вновь повернула ее лицевой стороной к

верху и прочла:

Да не будет потерь,
да не будет забвенья,
И да здравствует святость,
слава, жизни горенье!

Прочитав надпись дважды, Баочай повернулась к Инъэр и сказала:
– Ты что глаза таращишь? Наливай чай.
– Строки, которые вы прочли, мне кажется, могут составить пару тем, что выгр

авированы на замочке вашего ожерелья, барышня, – хихикая, ответила Инъэр.
– Значит, на твоем ожерелье тоже есть надпись, сестра? – удивился Баоюй. – Х

отелось бы взглянуть.
– Не слушай ее болтовни, – проговорила Баочай, – нет там никакой надписи.
– Дорогая сестра, зачем же тогда ты разглядывала мою яшму? – не унимался Ба

оюй.
Баочай ничего не оставалось, как признаться:
– Один человек выгравировал на моем ожерелье пожелание счастья. Иначе зач

ем бы я стала его носить? Ведь оно тяжелое!
С этими словами Баочай расстегнула халат и сняла с шеи сверкающее жемчужн

ое ожерелье, отделанное золотом, с золотым замочком.
Баоюй повертел его в руке. На замочке с обеих сторон было выгравировано по

четыре иероглифа, в соответствии со всеми правилами каллиграфии.
Баоюй дважды прочел надпись на ожерелье Баочай, затем – дважды на своей я

шме и сказал:
– В самом деле получается парная надпись.
– Эти иероглифы выгравировал буддийский монах, – не вытерпев, вмешалась

Инъэр. – Он сказал, что пожелание непременно должно быть выгравировано н

а золотом предмете.
Баочай вдруг рассердилась и, не дав Инъэр договорить, отправила ее за чаем, а

затем снова повернулась к Баоюю.
Прижавшись плечом к плечу Баочай, Баоюй вдруг ощутил какой то необыкнове

нный аромат, в носу приятно защекотало.
– Сестра, чем это ты надушилась?
– Терпеть не могу душиться, – ответила Баочай, – к тому же на мне хорошее пла

тье, зачем же обливать его духами?
– Нет, ты скажи, чем это пахнет? – не унимался Баоюй.
– Ах да, совсем забыла! – воскликнула Баочай. – Еще утром я приняла пилюлю

холодного аромата. Вот ею и пахнет.
– Пилюлю холодного аромата? – с улыбкой спросил Баоюй. – А что это такое?

Дай мне одну попробовать, дорогая сестра!
– Не говори глупостей! – засмеялась Баочай. – Разве лекарство принимают без

надобности?
В этот момент из за двери послышался голос служанки:
– Пришла барышня Линь Дайюй.
В комнату вприпрыжку вошла Дайюй и с улыбкой сказала:
– Ай я я! Как я некстати!
Баоюй вскочил с места, предложил ей сесть.
– Некстати? – засмеялась Баочай. – Что ты хочешь этим сказать?
– Знай я, что он здесь, ни за что не пришла бы, – ответила Дайюй.
– Не понимаю, – промолвила Баочай.
– Не понимаешь? – воскликнула Дайюй. – Сейчас объясню. Так получается, что

мы либо приходим вместе, либо вообще не приходим. Уж лучше бы тебя навещ

ал кто нибудь один, но каждый день, сегодня он, завтра я. А то день пусто, день

густо. Что же тут непонятного, сестра?
Заметив на Дайюй накидку из темно красного голландского сукна, Баоюй спро

сил:
– Разве пошел снег?
– Давно идет, – ответили стоявшие возле кана женщины.
– Захватили мой плащ? – спросил Баоюй.
– Хорош! – засмеялась Дайюй. – Не успела я появиться, как он тут же уходит!
– Разве я сказал, что собираюсь уходить? – возразил Баоюй. – Просто хотел узн

ать.
Кормилица Баоюя, мамка Ли, сказала:
– Снег так и валит, придется переждать здесь. Побудь с сестрицами! Госпожа д

ля вас приготовила чай. За плащом я пошлю служанку, а слуг отпущу домой.
Баоюй кивнул.
– Идите, – приказала слугам мамка Ли.
Тетушка Сюэ между тем приготовила чай, велела подать изысканные яства и п

ригласила всех к столу.
За трапезой Баоюй принялся расхваливать гусиные лапки, которые третьего дн

я ел в восточном дворце Нинго у жены Цзя Чжэня. Тетушка Сюэ тоже угостила

его гусиными лапками собственного приготовления.
– Еще бы вина, тогда было бы совсем хорошо! – воскликнул Баоюй.
Тетушка Сюэ распорядилась подать самого лучшего вина.
– Не нужно ему вина, госпожа, – запротестовала мамка Ли.
– Милая няня, всего один кубок, пожалуйста, – стал упрашивать ее Баоюй.
– Нельзя, – заупрямилась мамка. – Были бы здесь твоя бабушка или мать, тогда

пей хоть целый кувшин! В прошлый раз я недосмотрела и кто то дал тебе выпи

ть глоток вина, так меня, несчастную, потом два дня ругали! Вы что, госпожа, е

го не знаете? Стоит ему выпить, как он начинает безобразничать. Бабушка один

единственный раз разрешила ему выпить, когда была в хорошем настроении, а

так никогда не позволяет. Зачем мне из за него страдать?
– Ты тоже выпей! – прервала ее тетушка Сюэ. – Я не позволю ему много пить.

А если узнает старая госпожа, держать ответ буду я.
И она приказала служанкам:
– Дайте тетушке кубок вина, пусть согреется.
Мамке Ли ничего не оставалось, как выпить вместе со всеми.
– Вино не подогревайте, я люблю холодное, – предупредил Баоюй.
– Вот это не годится, – возразила тетушка Сюэ. – От холодного вина дрожат ру

ки – ты не сможешь писать.
– Брат Баоюй, наверное, науки, которыми ты так усердно занимаешься, не идут

тебе на пользу! – насмешливо заметила Баочай. – Неужто не знаешь, что вино с

амо по себе горячит? Если пить его подогретым, оно быстрее усваивается; а хо

лодное будет разогреваться в желудке. Ведь это вредно для здоровья. Так что ос

тавь эти глупости! Не пей больше холодного вина!
Совет был разумным, поэтому Баоюй отставил кубок с холодным вином и веле

л подать подогретого.
Дайюй щелкала дынные семечки и, с трудом сдерживая смех, прикрывала рот

рукой.
Как раз в это время Сюэянь, служанка Дайюй, принесла своей барышне мален

ькую грелку для рук.
– Спасибо за заботу! А то я совсем замерзла! Кто тебя прислал?
– Сестрица Цзыцзюань, она подумала, что вам будет холодно, барышня!
– И ты послушалась? – с язвительной усмешкой заметила Дайюй. – Ведь это дл

я тебя так хлопотно! Мне иногда целыми днями приходится твердить тебе одн

о и то же, а ты все пропускаешь мимо ушей. Никак не пойму, почему любой ее

приказ ты исполняешь быстрее, чем исполнила бы высочайшее повеление?!
Баоюй понял, что Дайюй решила воспользоваться оплошностью служанки, что

бы позлословить, и захихикал. Баочай, хорошо знавшая нрав Дайюй, не обрати

ла на ее слова внимания.