- Надолго прибыл?
- На две недели, ваше превосходительство.
- Дочь-то похоронили. Жаль, жаль...
Григорий промолчал. На крыльцо, натягивая перчатки, выходил Евгений.
- Григорий? Ты откуда?
У Григория темнело в глазах, но он улыбался.
- Из Москвы, в отпуск...
- Вот как. У тебя ранение в глаз?
- Так точно.
- Я слышал. Каким он молодцом стал, а, папа? - Сотник кивнул головой на Григория, повернулся лицом к конюшне. - Никитич, лошадей!
Степенный Никитич кончил запряжку и, неприязненно косясь на Григория, подвел к крыльцу старого серого рысака. Под колесами легонькой пролетки хрупко шуршала, сдавливаясь, сшитая ледком земля.
- Ваше благородие, дозвольте вас прокатить по старой памяти? обратился Григорий к Евгению, заискивающе улыбаясь.
"Не догадывается, бедняк", - удовлетворенно улыбнулся тот и блеснул из-под пенсне глазами.
- Что ж, сделай милость, поедем.
- Ты что же это, не успел приехать и бросаешь молодую жену? Не соскучился разве? - Старый пан милостиво улыбнулся.
Григорий засмеялся.
- Жена не медведь, в лес не уйдет.
Он сел на козлы; подоткнув под сиденье кнут, расправил вожжи.
- Эх, и прокачу ж я вас, Евгений Николаевич!
- Прокати, на чай получишь.
- Премного вами довольны. И так спасибо, что Аксинью мою... кормите... кусок ей... даете.
Голос Григория рвался, и у сотника шевельнулось нехорошее подозрение. "Неужели знает? Ну, глупости! Откуда! Не может быть!.." Он откинулся на спинку сиденья, закурил папиросу.
