- Как были вы хохлы, так вы, растреклятые, ими и остались! Чтоб вы полопались, черти, на мелкие куски! Холеры на вас нету, буржуи вислопузые! - Болдырев еще раз ахнул оземь свою приношенную шапку, побагровел от бесконечного презрения: - У вас снегу средь зимы не выпросишь!
- Не лайся! - только и сказали ему украинцы, расходясь в разные стороны.
В этой же слободе у одного из казаков-красногвардейцев пожилая украинка допытывалась:
- Чи правда, шо вы усэ будэтэ грабыть и усих чоловиков ризать?
И казак, глазом не мигнув, отвечал:
- Правда. Всех-то не всех, а стариков будем резать.
- Ой, боже ж мий! Та на шо ж воны вам нужни?
- А мы их с кашей едим: баранина теперь травяная, не сладкая, а деда подвалишь в котел, и какой из него навар получается...
- Та то вы, мабуть, шуткуетэ?
- Брешет он, тетка! Дуру трепает! - вступил в разговор Мрыхин.
И один на один жестоко отчитал шутника:
- Ты понимай, как шутить и с кем шутить! За такие шутки как бы тебе Подтелков ряшку не побил! Ты чего смуту разводишь? А она и в сам-деле понесет, что стариков режем.
Подтелков укорачивал стоянки и ночевки. Сжигаемый беспокойством, он стремился вперед. Накануне вступления в порт Краснокутской станицы он долго разговаривал с Лагутиным, делился мыслями:
- Нам, Иван, далеко идтить не след. Вот достигнем Усть-Хоперской станицы, зачнем ворочать дела! Объявим набор, жалованья рублей по сотне кинем, но чтоб шли с конями и со справой, нечего народными денежками сорить. Из Усть-Хопра так и гребанемся вверх: через твою Букановскую, Слащевскую, Федосеевскую, Кумылженскую, Глазуновскую, Скуришенскую. Пока до Михайловки дойдем - дивизия! Наберем?
- Набрать - наберем, коли там все мирно.
- Ты уж думаешь, и там началось?
- А почем знать? - Лагутин гладил скудную бороденку, тонким жалующимся голосом говорил: - Припозднились мы... Боюсь я, Федя, что не успеем. Офицерье свое дело там делает. Поспешать надо бы.
