Против каждого Дарья положила по ложке, но Александр отодвинул свою, попросил:
- Может быть, есть не деревянная? Недостает еще заразы набраться! Разве это ложка? Огрызок!
Дарья пыхнула порохом:
- Свою надо иметь, ежели чужими гребуете.
- Но, ты помолчи, молодка! Нет ложки? Тогда дай чистое полотенце, вытру эту.
Ильинична поставила в миске щи, он и ее попросил:
- Откушай сама сначала, мамаша.
- Чего мне их кушать? Может, пересоленные? - испугалась старуха.
- Ты откушай, откушай! Не подсыпала ли ты гостям порошка какого...
- Зачерпни! Ну? - строго приказал Пантелей Прокофьевич и сжал губы. После этого он принес из бокоуши сапожный инструмент, подвинул к окну ольховый обрубок, служивший ему стулом, приладил в пузырьке жирник и сел со старым сапогом в обнимку. В разговор больше не вступал.
Петро не показывался из горницы. Там же сидела с детьми и Наталья. Дуняшка вязала чулок, прижавшись к печке, но после того как один из красноармейцев назвал ее "барышней" и пригласил поужинать, она ушла. Разговор умолк. Поужинав, красноармейцы закурили.
- У вас можно курить? - спросил рыжебровый.
- Своих трубокуров полно, - неохотно сказала Ильинична.
Григорий отказался от предложенной ему папироски. У него все внутри дрожало, к сердцу приливала щемящая волна при взгляде на того, который застрелил собаку и все время держался в отношении его вызывающе и нагло. Он, как видно, хотел столкновения и все время искал случая уязвить Григория, вызвать его на разговор.
