静静的顿河俄语版第一部第一节（11.2）

 Возле стоял полковый фельдшер, курил, процеживая сквозь редкие зубы табачный дым.

- Легчает?

- От грудей тянет. Сердцу, кубыть, просторней...

- Пиявки - первое средство!

К ним подошел Томилин. Мигнул.

- Степан, словцо бы сказать хотел.

- Говори.

- Поди на-час [на-час - на минутку].

Степан, кряхтя, поднялся, отошел с Томилиным.

- Ну, выкладывай.

- Баба моя приезжала... Ноне уехала.

- А...

- Про твою жененку по хутору толкуют...

- Что?

- Гутарют недобро.

- Ну?

- С Гришкой Мелеховым спуталась... В открытую.

Степан, бледнея, рвал с груди пиявок, давил их ногою. Последнюю раздавил, застегнул воротник рубахи и, словно испугавшись чего-то, снова расстегнул... Белые губы не находили покоя: подрагивая, расползались в нелепую улыбку, ежились, собираясь в синеватый комок... Томилину казалось, что Степан жует что-то твердое, неподатливое на зубы. Постепенно к лицу вернулась краска, прихваченные изнутри зубами, окаменели в недвижности губы. Степан снял фуражку, рукавом размазал по белому чехлу пятно колесной мази, сказал звонко:

- Спасибо за вести.

- Хотел упредить... Ты извиняй... Так, мол, и так дома...

Томилин сожалеюще хлопнул себя по штанине и ушел к нерасседланному коню. Лагеря в гуле голосов. Приехали с рубки казаки. Степан с минуту стоял, разглядывая сосредоточенно и строго черное пятно на фуражке. На сапог ему карабкалась полураздавленная, издыхающая пиявка.