静静的顿河俄语版第一部第一节（16.6）

 - Значит, кончилась наша любовь? - спросил Григорий и лег на живот, облокотившись и выплевывая розовые, изжеванные под разговор лепестки повительного цветка.

- Как кончилась? - испугалась Аксинья. - Как же это? - переспросила она, стараясь заглянуть ему в глаза.

Григорий ворочал синими выпуклыми белками, отводил глаза в сторону.

Пахла выветренная, истощенная земля пылью, солнцем. Ветер шуршал, переворачивая зеленые подсолнечные листья. На минуту затуманилось солнце, заслоненное курчавой спиной облака, и на степь, на хутор, на Аксиньину понурую голову, на розовую чашечку цветка повители пала, клубясь и уплывая, дымчатая тень.

Григорий вздохнул - с выхрипом вышел вздох - и лег на спину, прижимая лопатки к горячей земле.

- Вот что, Аксинья, - заговорил он, медленно расстанавливая слова, муторно так-то, сосет гдей-то в грудях. Я надумал...

Над огородом, повизгивая, поплыл скрип арбы.

- Цоб, лысый! Цобэ! Цобэ!..

Окрик показался Аксинье настолько громким, что она ничком упала на землю. Григорий, приподнимая голову, шепнул:

- Платок сыми. Белеет. Как бы ни увидали.

Аксинья сняла платок. Струившийся между подсолнухами горячий ветер затрепал на шее завитки золотистого пуха. Утихая, повизгивала отъезжавшая арба.

- Я вот что надумал, - начал Григорий и оживился, - что случилось, того ить не вернешь, чего ж тут виноватого искать? Надо как-то дальше проживать...

Аксинья, насторожившись, слушала, ждала, ломала отнятую у муравья былку.

Глянула Григорию в лицо - уловила сухой и тревожный блеск его глаз.

- ...Надумал я, давай с тобой прикончим...

 Качнулась Аксинья. Скрюченными пальцами вцепилась в жилистую повитель. Раздувая ноздри, ждала конца фразы. Огонь страха и нетерпения жадно лизал ей лицо, сушил во рту слюну. Думала, скажет Григорий: "...прикончим Степана", но он досадливо облизал пересохшие губы (тяжело ворочались они), сказал:

- ...прикончим эту историю. А?

Аксинья встала, натыкаясь грудью на желтые болтающиеся головки подсолнечников, пошла к дверцам.

- Аксинья! - придушенно окликнул Григорий.

В ответ тягуче заскрипели дверцы.