静静的顿河俄语版第一部第三节（23.2）

 - Ну, козак, як дила?

- Как сажа бела.

- Глаз, що ж вин?

- Хожу на уколы.

- Скилько зробилы?

- Восемнадцать.

- Больно чи ни?

- Нет, сладко.

- А ты попроси, шоб воны геть його выризалы.

- Не всем кривым быть.

- Це так.

Желчный, язвительный сосед Григория был недоволен всем: ругал власть, войну, участь свою, больничный стол, повара, докторов - все, что попадало на острый его язык.

- За шо мы с тобой, хлопче, воювалы?

- За что все, за то и мы.

- Та ты толком окажи мэни, толком.

- Отвяжись!

- Га! Дуркан ты. Це дило треба разжуваты. За буржуив мы воевалы, чуешь? Що ж це таке - буржуй? Птыця така у коноплях живе.

Он разъяснял Григорию непонятные слова, пересыпал свою речь ругательным забористым перцем.

- Не тарахти! Не понимаю хохлачьего твоего языка, - перебивал его Григорий.

- Ось тоби! Що ж ты, москаль, не понимаешь?

- Реже гутарь.

- Я ж, мий ридненький, и то балакаю нэ густо. Ты кажешь - за царя, а шо ж воно такое - царь? Царь - пьянюга, царица - курва, паньским грошам от войны прибавка, а нам на шею... удавка. Чуешь? Ось! Хвабрыкант горилку пье, солдат вошку бье, тяжко обоим. Хвабрыкант с барышом, а рабочий нагишом, так воно порядком и пластуется. Служи, козак, служи! Ще один хрэст заробишь, гарный, дубовый... - Говорил по-украински, но в редкие минуты, когда волновался, переходил на русский язык и, уснащая его ругательствами, изъяснялся чисто.

Изо дня в день внедрял он в ум Григория досель неизвестные тому истины, разоблачал подлинные причины возникновения войны, едко высмеивал самодержавную власть. Григорий пробовал возражать, но Гаранжа забивал его в тупик простыми, убийственно простыми вопросами, и Григорий вынужден был соглашаться.

Самое страшное в этом было то, что сам он в душе чувствовал правоту Гаранжи и был бессилен противопоставить ему возражения, не было их и нельзя было найти. С ужасом Григорий сознавал, что умный и злой украинец постепенно, неуклонно разрушает все его прежние понятия о царе, родине, о его казачьем воинском долге.