- Ну что же? - неласково сказал он. - Если это ваше собственное пожелание... и Абрамсон вот просит... Оставайтесь.
Зевлоротого "максима" густо облепляли со всех сторон, гроздьями висели над ним, опираясь на спины передних, следили жадно-любопытствующими глазами, как под умелыми руками Бунчука споро распадался он на части. Бунчук вновь собирал его четкими, рассчитанно-медленными движениями, объяснял устройство и назначение отдельных частей, учил способам обращения, показывал правила наводки, прицела, объяснял меры деривации [деривация - отклонение вправо во время полета снарядов и пуль нарезного оружия] по траектории, предельную досягаемость в полете пули. Учил, как располагаться во время боя, чтобы не подвергаться поражению под обстрелом противника; сам ложился под щит с обтрескавшейся защитной краской, говорил о преимущественном выборе места, о расположении ящиков с лентами.
Все усваивали легко, за исключением пекаря Геворкянца. У того все не клеилось: сколько ни показывал ему Бунчук правила разборки - никак не мог запомнить, путал, терялся, шептал смущенно:
- Зачем не получается? Ах, что я... виноватый... надо вот этого сюда. Опять не виходит!.. - вскрикивал он отчаянно. - Зачем?
- Вот тебе и "зачем"! - передразнивал его смуглолицый, с синими крапинками пороха на лбу и щеках, Боговой. - Потому не получается, что бестолковый ты. Вот как надо! - наказывал он, уверенно вкладывая часть в принадлежащее ей место. - Я вон с детства интерес имел к военному делу, под общий хохот тыкал пальцем в свои синие конопины по лицу, - пушку делал, ее разорвало, - пришлось пострадать. Зато вот теперь способности проявляю.
Он и действительно легче и быстрее всех усвоил пулеметное дело. Отставал один Геворкяна. Чаще всего слышался его плачущий, раздосадованный голос:
- Опять не так! Зачем? - не знаю!
- Какой ишек, ка-а-акой ишек! На вся Нахичевань один такой! возмущался злой грек Михалиди.
- На редкость бестолков! - соглашался сдержанный Ребиндер.
- Оце тоби нэ бублыки месить, - фыркал Хвылычко, и все беззлобно посмеивались.