Григорий разделся, повесил на спинку кровати тулуп и шинель, причесал волосы. Присев на лавку, он позвал сынишку:
- Поди-ка ко мне, Мишатка. Ну чего ж ты - не угадаешь меня?
Не вынимая изо рта кулака, тот подошел бочком, несмело остановился возле стола. На него любовно и гордо глядела от печки мать. Она что-то шепнула на ухо девочке, спустила ее с рук, тихонько толкнула:
- Иди же!
Григорий сгреб их обоих; рассадив на коленях, спросил:
- Не угадаете меня, орехи лесные? И ты, Полюшка, не угадаешь папаньку?
- Ты не папанька, - прошептал мальчуган (в обществе сестры он чувствовал себя смелее).
- А кто же я?
- Ты - чужой казак.
- Вот так голос!.. [Вот так так, вот это да!..] - Григорий захохотал. А папанька где ж у тебя?
- Он у нас на службе, - убеждающе, склоняя голову, сказала девочка (она была побойчей).
- Так его, чадунюшки! Пущай свой баз знает. А то он идей-то лытает по целому году, а его узнавай! - с поддельной суровостью вставила Ильинична и улыбнулась на улыбку Григория. - От тебя и баба твоя скоро откажется. Мы уж за нее хотели зятя примать.
- Ты что же это, Наталья? А? - шутливо обратился Григорий к жене.
Она зарделась, преодолевая смущение перед своими, подошла к Григорию, села около, бескрайне счастливыми глазами долго обводила всего его, гладила горячей черствой рукой его сухую коричневую руку.
- Дарья, на стол собирай!
- У него своя жена есть, - засмеялась та и все той же вьющейся, легкой походкой направилась к печке.
По-прежнему была она тонка, нарядна. Сухую, красивую ногу ее туго охватывал фиолетовый шерстяной чулок, аккуратный чирик сидел на ноге, как вточенный; малиновая сборчатая юбка была туго затянута, безукоризненной белизной блистала расшитая завеска. Григорий перевел взгляд на жену - и в ее внешности заметил некоторую перемену. Она приоделась к его приезду; сатиновая голубая кофточка, с узким кружевным в кисти рукавом, облегала ее ладный стан, бугрилась на мягкой большой груди; синяя юбка, с расшитым морщиненным подолом, внизу была широка, вверху - в обхват. Григорий сбоку оглядел ее полные, как выточенные, ноги, волнующе-тугой обтянутый живот и широкий, как у кормленой кобылицы зад, - подумал: "Казачку из всех баб угадаешь. В одеже - привычка, чтоб все на виду было; хочешь - гляди, а хочешь - нет. А у мужичек зад с передом не разберешь, - как в мешке ходит..."