静静的顿河俄语版四部第七节（3.5）

 На другой день, как только смерклось, старуха перекрестила собравшихся в дорогу своего двенадцатилетнего внучонка и одетого в казачий зипун красноармейца, сурово сказала:

- Идите с богом! Да, глядите, нашим служивым не попадайтеся!.. Не за что, касатик, не за что! Не мне кланяйся, богу святому! Я не одна такая-то, все мы, матери, добрые... Жалко ить вас, окаянных, до смерти! Ну, ну, ступайте, оборони вас господь! - и захлопнула окрашенную желтой глиной покосившуюся дверь хатенки.

IV

Каждый день Ильинична просыпалась чуть свет, доила корову и начинала стряпаться. Печь в доме не топила, а разводила огонь в летней кухне, готовила обед и снова уходила в дом к детишкам.

Наталья медленно оправлялась после тифа. На второй день троицы она впервые встала с постели, прошлась по комнатам, с трудом переставляя иссохшие от худобы ноги, долго искала в головах у детишек и даже попробовала, сидя на табуретке, стирать детскую одежонку.

И все время с исхудавшего лица ее не сходила улыбка, на ввалившихся щеках розовел румянец, а ставшие от болезни огромными глаза лучились такой сияющей трепетной теплотой, как будто после родов.

- Полюшка, расхороша моя! Не забижал тебя Мишатка, как я хворала? спрашивала она слабым голосом, протяжно и неуверенно выговаривая каждое слово, гладя рукою черноволосую головку дочери.

- Нет, маманя! Мишка толечко раз меня побил, а то мы с ним хорошо игрались, - шепотом отвечала девочка и крепко прижималась лицом к материнским коленям.

- А бабушка жалела вас? - улыбаясь, допытывалась Наталья.

- Дюже жалела!

- А чужие люди, красные солдаты вас не трогали?

- Они у нас телушку зарезали, проклятые! - баском ответил разительно похожий на отца Мишатка.

- Ругаться нельзя, Мишенька! Ишь ты, хозяин какой! Больших нельзя черным словом обзывать! - назидательно сказала Наталья, подавляя улыбку.

- Это бабка их так обзывала, спроси хоть у Польки, - угрюмо оправдывался маленький Мелехов.

- Верно, маманя, и курей они у нас всех дочиста порезали!

Полюшка оживилась: блестя черными глазенками, стала рассказывать, как приходили на баз красноармейцы, как они ловили кур и уток, как просила бабка Ильинична оставить на завод желтого петуха с обмороженным гребнем и как ей веселый красноармеец ответил, размахивая петухом: "Этот петух, бабка, кукарекал против Советской власти, и мы его присудили за это к смертной казни! Хоть не проси - сварим мы из него лапши, а тебе взамен старые валенки оставим".