静静的顿河俄语版四部第七节（3.9）

 Но тот оторвался от бабушкиного подола и норовил уже выскользнуть из кухни, боком-боком пробираясь к дверям. Длинной рукой красноармеец притянул его к себе, спросил:

- Сердишься, что ли?

- Нет, - шепотком отозвался Мишатка.

- Ну вот и хорошо. Не в петухе счастье. Отец-то твой где? За Доном?

- За Доном.

- Воюет, значит, с нами?

Подкупленный ласковым обращением, Мишатка охотно сообщил:

- Он всеми казаками командует!

- Ох, врешь, малый!

- Спроси вот хучь у бабки.

А бабка только руками всплеснула и застонала, окончательно сокрушенная разговорчивостью внука.

- Командует всеми? - переспросил озадаченный красноармеец.

- А может, и не всеми... - уже неуверенно отвечал Мишатка, сбитый с толку отчаянными взглядами бабки.

Красноармеец помолчал немного, потом, искоса поглядывая на Наталью, спросил:

- Молодайка болеет, что ли?

- Тиф у нее, - неохотно ответила Ильинична.

Двое красноармейцев внесли в кухню мешок с мукой, поставили его около порога.

- Затопляй, хозяйка, печь! - сказал один из них. - К вечеру придем за хлебами. Да смотри, чтобы припек был настоящий, а то худо тебе буде!!

- Как умею, так и испеку, - ответила Ильинична, донельзя обрадованная тем, что вновь пришедшие помешали продолжению опасного разговора, и Мишатка выбежал из кухни.

Один спросил, кивком головы указывая на Наталью:

- Тифозная?

- Да.

Красноармейцы поговорили о чем-то вполголоса, покинули кухню. Не успел последний из них свернуть за угол - из-за Дона защелкали винтовочные выстрелы.

Красноармейцы, согнувшись, подбежали к полуразваленной каменной огороже, залегли за ней и, дружно клацая затворами, стали отстреливаться.

Испуганная Ильинична бросилась во двор искать Мишатку. Из-за огорожи ее окликнули:

- Эй, бабка! Иди в дом! Убьют!

- Парнишка наш на базу! Мишенька! Родименький! - со слезами в голосе звала старуха.