静静的顿河俄语版第四部第七节（21.4）

 - Он и поросенок-то был так, одно горе... Один черт он бы издох. На них аккурат в это время чума нападает; то хучь съедим, а то бы так, зря пропал. Верно, старуха? Ну, чего ты как градовая туча стоишь? Да будь он трижды проклят, этот поросенок! Уж был бы поросенок как поросенок, а то так, оморок поросячий! Его не то что колом - соплей можно было перешибить! А прокудной какой! Гнездов сорок картошки перерыл!

- Ей и всей-то картошки в палисаднике было не больше тридцати гнезд, тихо поправила его Ильинична.

- Ну, а было бы сорок - он и сорок бы перепаскудил, он такой! И слава богу, что избавились от него, от враженяки! - не задумываясь, отвечал Пантелей Прокофьевич.

Детишки скучали, проводив отца. Занятая по хозяйству Ильинична не могла уделять им достаточного внимания, и они, предоставленные самим себе, целыми днями играли где-нибудь в саду или на гумне. Однажды после обеда Мишатка исчез и пришел только на закате солнца. На вопрос Ильиничны, где он был, Мишатка ответил, что играл с ребятишками возле Дона, но Полюшка тут же изобличила его:

- Брешет он, бабунюшка! Он у тетки Аксиньи был!

- А ты почем знаешь? - спросила, неприятно удивленная новостью, Ильинична.

- Я видала, как он с ихнего база перелезал через плетень.

- Там, что ли, был? Ну, говори же, чадушка, чего ты скраснелся?

Мишатка посмотрел бабке прямо в глаза, ответил:

- Я, бабунюшка, наобманывал... Я правда не у Дона был, а у тетки Аксиньи был.

- Чего ты туда ходил?

- Она меня покликала, я и пошел.

- А на что же ты обманывал, будто с ребятами играл?

Мишатка на секунду потупился, но потом поднял правдивые глазенки, шепнул:

- Боялся, что ты ругаться будешь...

- За что же я тебя ругала бы? Не-ет... А чего она тебя зазвала? Чего ты у ней там делал?

- Ничего. Она увидала меня, шумнула: "Пойди ко мне!", я подошел, она повела меня в курень, посадила на стулу...

- Ну, - нетерпеливо выспрашивала Ильинична, искусно скрывая охватившее ее волнение.

- ...холодными блинцами кормила, а потом дала вот чего. - Мишатка вытащил из кармана кусок сахара, с гордостью показал его и снова спрятал в карман.

- Чего ж она тебе говорила? Может, спрашивала чего?

- Говорила, чтобы я ходил ее проведывал, а то ей одной скушно, сулилась гостинец дать... Сказала, чтобы я не говорил, что был у ней. А то, говорит, бабка твоя будет ругать.

- Вон как... - задыхаясь от сдерживаемого негодования, проговорила Ильинична. - Ну и что же она, спрашивала у тебя что?

- Спрашивала.

- Об чем же она спрашивала? Да ты рассказывай, милушка, не боись!

- Спрашивала: скучаю я по папаньке? Я сказал, что скучаю. Ишо спрашивала, когда он приедет и что про него слыхать, а я сказал, что не знаю: что он на войне воюет. А посля она посадила меня к себе на колени и рассказала сказку. - Мишатка оживленно блеснул глазами, улыбнулся. Хорошую сказку! Про какого-то Ванюшку, как его гуси-лебеди на крылах несли, и про бабу-ягу.