俄文版红楼梦第一卷第二十五章1.7

       На четвертое утро Баоюй широко открыл глаза и, глядя на матушку Цзя, сказал:

– Больше я не буду жить в вашем доме, скорее проводите меня отсюда!

Матушке Цзя показалось, будто у нее вырвали сердце. Наложница Чжао, стоявшая рядом, принялась ее уговаривать:

– Не надо так убиваться, почтенная госпожа! Мальчик не выживет, так не лучше ли как следует обрядить его, и пусть он спокойно уйдет из этого мира. По крайней мере, избавится от страданий. А своими слезами и скорбью вы лишь увеличите его мучения в мире ином.

Матушка Цзя в сердцах плюнула ей в лицо и разразилась бранью:

– Подлая баба! Откуда тебе известно, что он не выживет? Может быть, ты только и мечтаешь о его смерти ради собственной корысти? Лучше не думай об этом! Если только он умрет, всю душу из тебя вытряхну! Это вы подстрекаете господина, чтобы заставлял мальчика целыми днями читать и писать! Запугали так, что сын от родного отца прячется, как мышь от кошки! Кто, как не ваша свора, строит козни? Довели мальчика до беспамятства и радуетесь! Нет, это вам так не пройдет!

Она бранилась, а слезы ручьями катились из глаз. Цзя Чжэн тоже разволновался. Крикнув наложнице Чжао, чтобы убиралась, он ласково принялся утешать матушку Цзя. В этот момент на пороге появился слуга и громким голосом доложил:

– Два гроба готовы!

Матушке Цзя будто вонзили нож в сердце, и она испустила горестный вопль.

– Кто распорядился готовить гробы? – крикнула она. – Хватайте этих людей и бейте палками до смерти!

Матушка Цзя так разбушевалась, что готова была перевернуть все вверх дном.

И вдруг среди этой суматохи откуда-то издалека донеслись еле различимые удары в деревянную рыбу[1] и послышался голос:

– Слава избавляющему от возмездия и освобождающему от мирских пут всемогущему Бодхисаттве! Если кого-нибудь постигло несчастье, если нет спокойствия в доме, если кто-то одержим нечистой силой, если кому-то грозит опасность – зовите нас, и мы исцелим его!

Матушка Цзя и госпожа Ван тотчас приказали слугам бежать на улицу и разузнать, кто там. Оказалось, что это буддийский монах с коростой на голове и хромой даос.

Вот как выглядел буддийский монах:

 

Сливовый нос.

Брови – длинные нити волос.

Свет камней драгоценных в глазах,

Что подобен сиянию звезд.

 

Ряса порвана. Туфли ветхи.

Он идет, а следов – нет как нет!

…Весь в пыли, да и чирей к тому ж…

Вот каков он, монаха портрет!

 

Вот каким был даосский монах:

 

Одна нога его подъемлет,

другая опускает вниз,

Он с головы до ног забрызган,

прилипли к телу грязь и слизь.

Когда бы, встретясь, вы спросили:

«Где дом родной? Где отчий край?»

«От Жо-реки на запад, – скажет, –

там горы высятся – Пэнлай».

 

Цзя Чжэн велел пригласить монахов и первым делом осведомился, в каких горах они занимались самоусовершенствованием.

– Вам это знать ни к чему, почтенный господин, – ответил буддийский монах. – Дошло до нас, что в вашем дворце есть страждущие, и мы пришли им помочь.

– У нас двое нуждаются в помощи, – промолвил Цзя Чжэн. – Не знаю только, каким чудодейственным способом можно их исцелить.

– И вы спрашиваете об этом у нас? – вмешался в разговор даос. – Ведь вы владеете редчайшей драгоценностью, она может излечить любой недуг!

---

[1] Удары в деревянную рыбу… – Имеется в виду ритуальная деревянная рыба муюй с отверстием; частыми ударами по ней легкой деревянной палочки буддийские монахи стремились привлечь к себе внимание божества.