俄文版红楼梦第一卷第二十七章1.5

 Ничего не ответив, Дайюй отвернулась, позвала Цзыцзюань и приказала:

– Убери комнату и подними на окне занавеску. Прилетит ласточка, занавеску опустишь и прижмешь «львом»[1]. Зажги благовония и прикрой курильницу колпаком!

Она повернулась и пошла прочь.

Баоюй решил, что сестра обиделась за то, что он ей сказал накануне в полдень – он не знал, что произошло вечером! Ведь Дайюй даже не удостоила его взглядом, хотя он ей поклонился, и пошла искать сестер.

«Она сердится, – подумал расстроенный Баоюй. – Но за что? Ведь я вернулся вчера поздно вечером и больше мы с ней не виделись».

Он не выдержал и побежал следом за Дайюй, но та уже успела присоединиться к Таньчунь и Баочай, они о чем-то разговаривали и любовались журавлями.

Баоюй подошел к девушкам.

– Как ты себя чувствуешь, братец? – спросила Таньчунь. – Я тебя целых три дня не видела.

– А ты как поживаешь, сестрица? – в свою очередь осведомился Баоюй. – Третьего дня я справлялся о твоем здоровье у старшей тетушки.

Тут Баоюя позвала Таньчунь:

– Иди сюда, мне надо с тобой поговорить!

Они отошли в тень гранатового дерева.

– Отец тебя не вызывал? – спросила девушка.

– Нет, – ответил Баоюй.

– А я слышала, будто вызывал, – промолвила Таньчунь.

– Это тебе неправду сказали, – рассмеялся Баоюй.

– За последние месяцы я скопила почти десять связок монет, – продолжала Таньчунь. – Возьми их и, когда поедешь в город, купи мне хорошую картинку или интересную безделушку.

– В последний раз я гулял и в городе, и за городом, осматривал храмы и террасы, но нигде ничего оригинального не встречал, – проговорил Баоюй, – везде только золотая, яшмовая, бронзовая да фарфоровая утварь и еще старинные безделушки, которые тебе ни к чему. Может быть, купить что-нибудь из одежды, какую-нибудь шелковую ткань или лакомство?

– Нет! – воскликнула Таньчунь. – Купи мне лучше маленькую корзиночку из ивовых прутьев, как ты недавно привозил, или выдолбленную из корня бамбука коробочку для благовоний, или глиняную курильницу. Я с удовольствием собирала такие вещицы, но сестрицы мои тоже их оценили и растащили все, будто какие-то сокровища.

– Так вот, оказывается, чего ты хочешь! – сказал Баоюй. – Это достать совсем нетрудно! Дай слугам несколько связок монет, и они тебе привезут хоть две телеги!

– Что слуги понимают! – возразила Таньчунь. – Ты сам купи. Если попадется что-то оригинальное, непременно бери. А я за это сошью тебе туфли, получше, чем в прошлый раз. Ладно?

– Ты упомянула о туфлях, и мне припомнилась забавная история, – проговорил Баоюй. – Надев в первый раз сшитые тобой туфли, я повстречался с отцом. Туфли, видимо, ему не понравились, и он спросил у меня, кто их сшил. Но разве мог я выдать тебя?! Я ответил, что мне их подарила тетушка на день рождения. Отец долго молчал в замешательстве, но потом все же сказал: «К чему это! Только зря испортила шелк и потратила время!» Когда я вернулся домой и рассказал об этом Сижэнь, она мне и говорит: «Это еще что! Вот наложница Чжао как разозлилась, узнав, что тебе сшили туфли. Стала браниться, кричать, что Цзя Хуань ходит в рваных, но до него никому дела нет, а о Баоюе все заботятся!»

Таньчунь опустила голову и долго молчала.

– Скажи, – промолвила она наконец, – не глупо ли это? Разве обязана я шить всем туфли? Неужели ей не выдают денег на содержание Цзя Хуаня? Ведь и одет он, и обут, и служанок хватает – на что обижаться? Зачем эти пересуды? Есть у меня свободное время и к тому же желание, могу сшить пару туфель. Кому хочу – тому дарю. Кто мне смеет указывать? Это она от зависти злится.

---

[1] …прижмешь «львом». – Речь идет о плоском камне с изображением льва. Такими камнями прижимали края занавесок, чтобы их не надувало ветром.