俄文版红楼梦第一卷第三十章1.4

 – Устала? – улыбаясь, спросил Баоюй.

Цзиньчуань едва улыбнулась в ответ, знаком велела Баоюю выйти и снова закрыла глаза. Но уйти Баоюй был не в силах. Он посмотрел на спящую мать, затем вытащил из сумочки несколько освежающих ароматных лепешек и сунул их в рот Цзиньчуань. Та стала их сосать, но даже глаз не открыла.

Баоюй снова потянул ее за руку и тихонько сказал:

– А что, если я попрошу матушку, чтобы она отдала тебя мне, и мы всегда будем вместе?

Цзиньчуань промолчала.

– Непременно попрошу матушку, как только проснется, – продолжал Баоюй.

Цзиньчуань открыла глаза, отстранилась от Баоюя.

– Зачем торопиться? Неужели не знаешь пословицы: «Упавшая в колодец золотая шпилька все равно принадлежит тому, кто ее уронил»? Нечего ко мне привязываться, пойди на восточный двор и возьми к себе Цайюнь, служанку твоего младшего брата Цзя Хуаня.

– Зачем она мне? – улыбнулся Баоюй. – Ведь речь о тебе.

В этот момент госпожа Ван открыла глаза и дала Цзиньчуань пощечину:

– Паршивая тварь! Это вы учите дурному молодых господ!

Баоюй поспешил улизнуть.

Щека у Цзиньчуань горела, но она не осмелилась даже пикнуть. Услышав, что госпожа проснулась, прибежали служанки.

Госпожа Ван подозвала Юйчуань и сказала:

– Передай матери, пусть забирает домой твою старшую сестру!

Тут Цзиньчуань бросилась на колени и со слезами стала умолять госпожу Ван:

– Я больше не буду! Лучше прикажите меня побить, только не выгоняйте, и я сочту это небесной милостью. Я десять лет служу вам, госпожа, как же я буду смотреть людям в глаза, если вы меня прогоните?

Госпожа Ван, добрая по натуре, никогда не била служанок. Но после того, что узнала, не могла сдержать своего гнева и осталась непреклонной, как ни молила ее Цзиньчуань. Поэтому пришлось старухе Бай взять дочь домой. Опозоренная, Цзиньчуань ушла. Но об этом речь впереди.

 

А сейчас вернемся к Баоюю. Как только госпожа Ван проснулась, он убежал и вскоре очутился в саду Роскошных зрелищ. Там тоже никого не было, только нещадно палило солнце, деревья отбрасывали свою тень на землю да оглушительно трещали цикады. Баоюй медленно брел по саду и вдруг у решетки роз[1] услышал не то всхлипывание, не то плач. Он остановился, прислушался: да, за решеткой кто-то был.

Надобно сказать, что уже наступил пятый месяц – пора цветения роз. Баоюй осторожно раздвинул кусты и увидел за решеткой девочку. Она сидела на корточках, что-то чертила на земле головной шпилькой и тихонько плакала.

«Неужели какая-нибудь служанка, как в свое время Чернобровка, пришла сюда хоронить цветы?» – подумал Баоюй.

Постояв немного, он улыбнулся пришедшей в голову мысли:

«Если она действительно вздумала хоронить цветы, то тут можно сказать: „Дун Ши тоже хмурит брови“[2]! Это уже слишком!»

Ему хотелось окликнуть девочку и спросить: «Ты почему подражаешь барышне Линь Дайюй?»

---

[1] …у решетки роз. – Имеется в виду решетка из тонких планок, которую ставят, чтобы по ней вились розы, образовывая либо крытую аллею, либо беседку.

 

[2] «Дун Ши тоже хмурит брови». – Дун Ши («Восточная Ши») противопоставляется Си Ши («Западной Ши»), которая, согласно «Чжуан-цзы», когда чувствовала недомогание, хмурила брови и от этого становилась еще прелестней. Это заметила одна из ее некрасивых односельчанок и тоже попыталась хмуриться, но от этого выглядела еще безобразней.