俄文版红楼梦第一卷第五十三章1.5

 

Эти надписи тоже принадлежали кисти Ван Сисяня.

Прямо от ворот внутрь двора вела мощенная камнем дорожка, обсаженная голубыми соснами и бирюзовыми кипарисами, а в конце ее на возвышении были расставлены древние бронзовые треножники, чаши и другая ритуальная утварь.

Над входом в храм висела доска с собственноручной надписью покойного государя: «Блещут, как звезды, помощники трона», а по обе стороны от входа – вертикальные парные надписи, тоже принадлежавшие кисти государя:

 

Заслуги излучают яркий свет –

Они подобны солнцу и луне.

Почета, славы неразрывна нить, –

Она дойдет до внуков, до сынов.

 

Над входом в главный зал, где совершались жертвоприношения, была прибита черная доска с изображением девяти сражающихся драконов и надписью: «Выполняй последний долг перед умершими родителями и не пренебрегай жертвоприношениями», а по обе стороны парные надписи, тоже сделанные рукой государя:

 

Приходит время для сынов и внуков

Наследовать их предков добродетель.

Поныне дорожат простые люди

Вельможными родами – Нин и Жун.

 

В храме ярко сияли свечи, всеми цветами радуги переливались парчовые пологи и узорчатые занавесы, и рассмотреть стоявшие в глубине статуи духов было невозможно. Члены рода Цзя стояли ряд за рядом в порядке старшинства.

Церемонией жертвоприношения распоряжался Цзя Цзин, старший в роде, ему помогал Цзя Шэ; Цзя Чжэнь подавал жертвенные кубки, Цзя Лянь и Цзя Цун – жертвенные деньги, Баоюй держал курительные свечи, Цзя Чан и Цзя Лин – коврик, который должны были постелить перед Цзя Цзином, когда тот опустится на колени и будет кланяться предкам. Они же следили за воскуриванием благовоний. Служанки в черных одеяниях играли на музыкальных инструментах. После третьего возлияния жертвенного вина были совершены необходимые поклоны, сожжены бумажные деньги, музыка прекратилась – и все наконец вышли из храма.

Родные окружили матушку Цзя и проводили в главный парадный зал с парчовыми пологами, пестрыми ширмами и ароматными свечами.

В центре висели на стене портреты основателей рода – Нинго‑гуна и Жунго‑гуна, облаченных в шелковые одеяния с узорами из драконов, перехваченные яшмовыми поясами. Рядом с ними висели портреты других членов рода.

Цзя Син, Цзя Чжи и другие младшие родственники выстроились рядами, от внутренних ритуальных ворот до террасы перед главным парадным залом, окруженной балюстрадой. У балюстрады стояли Цзя Цзин и Цзя Шэ. За балюстрадой расположились женщины. Остальные члены семьи, а также слуги остались за ритуальными воротами.

У ритуальных ворот приношения духам принимали Цзя Син и Цзя Чжи и по старшинству передавали их дальше, к балюстраде. Здесь каждое блюдо принимал Цзя Цзин и передавал его Цзя Жуну, который как старший внук старшей ветви рода находился с женщинами за балюстрадой. Цзя Жун отдавал блюдо жене, а та в свою очередь передавала его Фэнцзе и госпоже Ю. У жертвенного стола блюдо наконец попадало в руки госпоже Ван, которая подносила его матушке Цзя и помогала установить на столе.

Когда приношения были расставлены, Цзя Жун покинул женщин и занял место позади Цзя Цзина и перед Цзя Цинем.

Члены рода, в чьи фамильные иероглифы входил знак «вэнь» – «письмена», стояли впереди во главе с Цзя Цзином, за ними члены рода, в чьи имена входил знак «юй» – «яшма», – возглавляемые Цзя Чжэнем, и, наконец, остальных родственников, в чьих именах ключевым знаком был иероглиф «цао» – «трава», – возглавил Цзя Жун.

Все стояли строго по старшинству, мужчины – на восточной стороне, обратившись лицом к западу, женщины – на западной, лицом к востоку.

Как только матушка Цзя бросила в курительницу щепоть благовоний и стала кланяться, все опустились на колени. Все замерло – огромный зал, приделы храма, внутренние и внешние террасы и галереи, просторный двор. Сверкали лишь узорною парчою спины опускавшихся в поклоне и поднимавшихся с колен людей, слышался звон колокольчиков и яшмовых подвесок на поясах да шорох туфель и сапог.

Вскоре церемония окончилась. Цзя Цзин и Цзя Шэ отправились во дворец Жунго лично поздравить матушку Цзя с праздником.

В комнате госпожи Ю, на красном ковре, стояла большая эмалированная жаровня с тремя ножками из слоновой кости, украшенная золотыми угрями из литого золота. Напротив, на кане, лежала красная кошма, на кошме подушка под спину с узором, изображающим дракона, рядом – высокая подушка для сидения, возле нее – шкурка черно‑бурой лисицы и еще несколько подушек для сидения, покрытых мехом обыкновенной лисицы.

Матушку усадили на подушку, а по обе стороны от нее – старших жен братьев ее мужа. Госпожа Син устроилась на матраце на краю кана.

Сестры расселись на стульях, которые поставили на полу двумя рядами, один против другого. На каждом стуле лежала беличья подушечка, а внизу, у ног, стояла жаровня.

Госпожа Ю подала матушке Цзя чай на подносе, жена Цзя Жуна – женщинам, сидевшим рядом с матушкой Цзя. Затем госпожа Ю поднесла чай госпоже Син, а жена Цзя Жуна – остальным сестрам, Фэнцзе и Ли Вань стояли в ожидании приказаний.

После чаепития госпожа Син встала, чтобы прислуживать матушке Цзя. Матушка Цзя немного поболтала со своими невестками, а затем приказала подать паланкин. К ней подбежала Фэнцзе, помогла встать.

– Почтенная госпожа, ужин для вас готов! – обратилась госпожа Ю к матушке Цзя. – Каждый год вы обещаете нам оказать милость и отужинать с нами, но обещания своего ни разу не выполнили. Неужели мы для вас хуже этой девчонки Фэнцзе?

Фэнцзе лишь засмеялась в ответ и сказала:

– Не слушайте ее, бабушка, есть будем дома! Пойдемте!

– Вы и так утомились на церемонии, – подхватила матушка Цзя. – Зачем вас еще утруждать? Тем более что в этот день я никогда здесь не ела, вы присылали мне угощение на дом. Вот и сейчас сделайте так же! Не съем сегодня – съем завтра, а еще лучше – послезавтра. По крайней мере наемся в свое удовольствие! Верно я говорю?