Цзя Лянь тайком берет Ю Эрцзе;
Ю Саньцзе намеревается во что бы то ни стало выйти замуж за Лю Сянляня
Цзя Лянь как ни в чем не бывало приказал:
– Скорее подайте вина! Выпьем кубок‑другой, чтобы лучше спалось, – я очень устал.
Эрцзе с улыбкой приняла халат, который он снял, поднесла ему чаю, стала расспрашивать о том о сем. Цзя Лянь едва владел собой, дрожа от страсти.
Вскоре Общая барышня принесла вино. Цзя Лянь и Эрцзе принялись пить, а девочки‑служанки им прислуживали.
Тем временем Лунъэр, один из слуг Цзя Ляня, когда привязывал коня, заметил неподалеку другого коня и догадался, что это конь Цзя Чжэня. Он пошел на кухню и там застал Сиэра и Шоуэра, распивавших вино. При появлении Лунъэра они засмеялись:
– Ты очень кстати! Мы не могли догнать нашего господина, у него очень быстрая лошадь, и, чтобы не нарушать приказа, запрещающего ходить по ночам, решили заночевать здесь.
– А меня второй господин прислал сюда передать деньги, – с улыбкой отвечал Лунъэр. – Поручение я уже выполнил, но возвращаться нынче не стану.
– Отдохнули бы немного, – предложила жена Баоэра, – поспали. Кан у нас свободен.
– Выпей с нами, – пригласил в свою очередь Си‑эр. – Мы уже изрядно выпили.
Лунъэр сел к столу, выпил вина, но тут вдруг услышал шум. Это лошади на конюшне не поладили у кормушки и перелягались.
Лунъэр побежал на конюшню, утихомирил коней и вернулся.
– Идите спать, мальчики! – сказала жена Баоэра. – И я пойду.
Ее не отпускали, принялись целовать, хватать за грудь.
Сиэр выпил еще несколько чарок и, пока Лунъэр с Шоуэром запирали дверь, растянулся на кане и захрапел. Они принялись его тормошить:
– Эй, братец, ну‑ка подвинься! Думаешь, ты здесь один? Не маяться же нам всю ночь!
– Давайте печь лепешки на одной сковороде – только по справедливости, чтобы всем досталось! – пробормотал Сиэр.
Видя, что он совсем пьян и толку от него не добьешься, Лунъэр и Шоуэр погасили лампу и легли.
Эрцзе между тем, услышав ржание, забеспокоилась и старалась болтовней отвлечь Цзя Ляня. Цзя Лянь же после нескольких кубков почувствовал, что в нем взыграла «весенняя радость», приказал убрать со стола, запер дверь и стал раздеваться.
На Эрцзе была только ярко‑красная кофточка, черные волосы растрепались, лицо дышало страстью, и от этого она казалась еще пленительнее.
Цзя Лянь привлек ее к себе и стал говорить:
– Все уверяют, будто моя Фэнцзе красавица, но ведь она недостойна даже снимать с тебя туфли!
– Что красота! Главное – положение, – возражала Эрцзе.
– Как ты можешь так говорить?! – воскликнул Цзя Лянь.
– Вы, видно, считаете меня дурочкой? – со слезами на глазах упрекнула его Эрцзе. – Уже два месяца я ваша жена и теперь знаю, что ума вам не занимать. Клянусь, что всю жизнь вам буду верна, а после смерти стану вашим духом‑хранителем! Я ни в чем вас не обману, не утаю даже самую малость. Но что станет с моей сестрой? Ее положение сейчас неопределенно, так долго продолжаться не может, что‑то надо придумать!
– Не беспокойся, – отвечал Цзя Лянь. – Твое прошлое мне известно, так что можешь все говорить откровенно. Об одном лишь прошу: будь осторожна с моим старшим братом Цзя Чжэнем. Вот если бы Саньцзе стала его наложницей, мы могли бы, как говорится, есть за одним столом и никто никому не мешал бы. Что ты на это скажешь?
– Ничего лучше и не придумаешь, – утирая слезы, произнесла Эрцзе, – вот только сестра моя слишком уж своенравна. К тому же неизвестно, не пострадает ли от этого доброе имя господина Цзя Чжэня!
– Все будет в порядке, – заверил ее Цзя Лянь. – Я сейчас же с нею поговорю!
И Цзя Лянь, в приподнятом настроении после выпитого вина, не раздумывая, отправился на западный двор. Еще издали он заметил мерцавшие в окнах огоньки ламп и свечей.