俄文版红楼梦第一卷第七十章1.2

 Все вместе они направились в деревушку Благоухающего риса, и Баоюй читал стихотворение на ходу:

 

Персика цветы за шторой, – там,

Где восточный ветер лаской веет;

Персика цветы за шторой, – здесь,

Где служанка, сон сгоняя, млеет…

Там, за шторой, – персика цветы,

Здесь, за шторой, – я и все подруги.

Девушки и персика цветы

Льнут друг к другу, нежась на досуге…

Шторы так и сбросил бы с окна

Ветер, слыша наши разговоры,

Просятся цветы из сада к нам,

Но они открыть не в силах шторы.

Там, за шторой, – персика цветы:

Расцветают, как и прежде, дружно.

Здесь, за шторой, – им не пара мы,

Ибо не цветем, а лишь недужим…

Если бы нас поняли цветы,

То и погрустили б с нами вместе,

И за штору ветер бы проник

И принес нам радостные вести.

Штор тогда б раздвинулся бамбук,

Горница б наполнилась цветами,

К нам пришла б весна во всей красе!..

…Только грусть не разлучится с нами…

Дом уныл, лишайником порос,

В пустоте теряются ворота,

У перил грустит в закатный час

Одинокий и печальный кто‑то…

При восточном ветре слезы льет

Кто‑то одинокий на перила,

И украдкой персика цветок

К юбке прикасается пугливо…

 

Всполошились персика цветы

И смешались с нежною листвою,

У цветов румяны лепестки,

А листва прельщает бирюзою.

Но от взоров прячутся стволы,

Десять тысяч их – и все в тумане,

Все ж на стенах терема они

Оставляют отблеск свой багряный…

 

Пряха шелк небесного станка

Мне как весть счастливую прислала;

Зарумянюсь, отойдя от сна,

На своей подушке из коралла…[1]

После из душистого ручья

В золотой несет служанка чаше

Персиковых, нежных вод настой,

Чтобы лик мой был милей и краше[2].

Но зачем мне эта красота?

Что мне свежесть, щек омытых алость?

Яркий лик присущ цветам, а мне

Только слезы проливать осталось!..

Мне возможно ль персика цветок

Уподобить, если плачу горько?

Чем я дольше плачу – он пышней,

И ему не жаль меня нисколько!

Но когда влажны мои глаза, –

На цветок взгляну – слеза слетает,

Выплакала б слезы до конца,

Да цветы, к несчастью, увядают…

…Лишь на миг короткий приглушат

Муку бесприютности сердечной, –

И тотчас с ветрами улетят,

Оставляя в жизни тусклый вечер…

Пусть кукушка закукует вновь…

Нет весны, и в мире одиноко.

Тишина. За шторою окна

Лунное лишь не сомкнется око!

 

Баоюй прочел стихотворение, но громко выражать восторга не стал, а в задумчивости устремил взгляд куда‑то вдаль. Хотелось плакать.

– Откуда у вас эти стихи? – спросил он.

– А ты догадайся! – улыбаясь, ответила Баоцинь.

– Конечно же, их написала Фея реки Сяосян, – сказал Баоюй.

– Вот и не угадал, – засмеялась Баоцинь. – Эти стихи сочинила я.

– Не верю, – засмеялся Баоюй.

– Значит, плохо разбираешься в поэзии, – заметила Баоцинь. – Ведь и Ду Фу не всегда одинаково пишет. Что, например, общего в строках: «Когда хризантема опять расцветает, я плачу, как в прежние дни», «Пурпуром пышным слива цветет под дождем» или «Кувшинок зеленая длинная нить под ветром в воде поплыла»? Ничего.

---

[1] На своей подушке из коралла…  – Образ заимствован из стихов сунского поэта Чжан Сяня. Ему, в частности, принадлежит фраза: «Коралл‑подушка греет человека, румянит щеки – словно во хмелю».

 

[2] Чтобы лик мой был милей и краше…  – По преданию, просвещенная супруга сановника Лу Шичэна (династия Северная Ци, 479– 501), умывая ребенка, изрекала: «В весенний день лепестки персиковых цветов пополам со снегом при омовении придают лицу красоту и свежесть».