俄文版红楼梦第三卷第九十三章1.5

      Лай Да ушел выполнять приказание.

Надо сказать, что одно время молодые монашки находились под неусыпным надзором старой настоятельницы и с утра до вечера читали молитвы и сутры. Но после того как Юаньчунь навестила своих родных, за монашками перестали следить, и они разленились. К тому же повзрослели и уже не были такими наивными. Что же до Цзя Циня, то он прослыл легкомысленным и большим любителем женщин. Он попытался было соблазнить Фангуань, но это ему не удалось, и он устремил свои помыслы к другим монашкам: буддийской Циньсян и даосской Хаосянь. Они были необыкновенно хороши, Цзя Цинь все время вертелся возле них, а в свободное время даже учил музыке и пению.

И вот в середине десятого месяца, получив деньги на содержание монашек, Цзя Цинь решил повеселиться и, приехав в монастырь, нарочно тянул с раздачей денег, а затем сказал:

– Из‑за ваших денег я задержался и в город уже не успею. Придется заночевать здесь. Сейчас холодно, и хорошо бы немного согреться. Я привез фруктов и вина, не повеселиться ли нам?

Послушницы обрадовались, накрыли столы, даже пригласили настоятельницу. Одна Фангуань не пришла.

Осушив несколько кубков, Цзя Цинь выразил желание поиграть в застольный приказ.

– Мы не умеем! – закричала Циньсян. – Давайте лучше в угадывание пальцев! Кто проиграет, тому пить штрафной кубок! Это куда интересней!

– Сейчас еще рано, едва миновал полдень, поэтому пить и шуметь непристойно, – заметила настоятельница. – Давайте выпьем еще немного и разойдемся. А вечером будем пить сколько вздумается. Кто хочет составить нам компанию, пусть приходит!

Неожиданно прибежала запыхавшаяся монашка:

– Скорее расходитесь! Приехал господин Лай Да!

Монашки быстро убрали столы и велели Цзя Циню спрятаться.

– Чего испугались, я же вам деньги привез! – крикнул Цзя Цинь, уже успев хватить лишнего. И тут на пороге появился Лай Да. Он сразу смекнул, в чем дело, но волю гневу не дал, памятуя наказ Цзя Чжэна все сохранить в тайне.

– Как, и господин Цзя Цинь здесь? – спросил он, как ни в чем не бывало.

– Что вам угодно, господин Лай Да? – спросил тот, выйдя навстречу управляющему.

– Очень хорошо, что вы здесь, – невозмутимо ответил Лай Да. – Велите монашкам побыстрее собраться и ехать в город – таков указ государыни.

Цзя Цинь приступил было к Лай Да с расспросами, но тот лишь сказал:

– Некогда! Время позднее, надо спешить!

Монахини сели в коляски. Лай Да поехал верхом впереди. Но об этом рассказывать мы не будем.

 

Узнав о случившемся, Цзя Чжэн был вне себя от гнева. Он даже не поехал в ямынь, а сидел у себя в кабинете и беспрестанно вздыхал. Цзя Лянь стоял у дверей, не осмеливаясь ни войти, ни удалиться.

Неожиданно вошел привратник и доложил:

– Нынешней ночью в ямыне должен был дежурить господин Чжан, но он заболел, и прислали за нашим господином.

Цзя Чжэн еще больше расстроился. Он с нетерпением ждал Цзя Циня, за которым послал Лай Да, а теперь ему придется дежурить в ямыне.

– Лай Да уехал сразу же после завтрака, – сказал Цзя Лянь. – Монастырь Шуйюэ в двадцати ли от города, в оба конца, как бы он ни спешил, потребуется не меньше четырех часов. Поезжайте спокойно в ямынь, господин. Я велю взять монашек под стражу, а завтра вы на сей счет сделаете необходимые распоряжения. Цзя Циню пока ничего объяснять не надо.

Цзя Чжэн поехал в ямынь, а Цзя Лянь пошел к себе. Он досадовал на Фэнцзе, которая в свое время порекомендовала Цзя Циня на должность смотрителя монастыря, но Фэнцзе болела, и Цзя Лянь не мог выместить на ней скопившийся гнев.

Между тем слух о листках, расклеенных на воротах, распространился среди слуг, дошел он и до Пинъэр, а та не замедлила сообщить новость Фэнцзе.

Фэнцзе всю ночь маялась от боли и чувствовала себя совершенно разбитой; кроме того, не давал ей покоя случай с Мяоюй в кумирне Железного порога.

Когда же она услышала о листках на воротах, невольно вздрогнула и спросила:

– А что там было написано?

– Ничего особенного! – ответила Пинъэр. – Что‑то о монастыре Пампушек.

Фэнцзе и без того испытывала тревогу, а услышав, что дело касается монастыря Пампушек, пришла в смятение. Кровь бросилась ей в голову, она закашлялась и откинулась на подушку.

– Госпожа, стоит ли так тревожиться? Речь идет о монастыре Шуйюэ! Я просто оговорилась.

У Фэнцзе отлегло от сердца, и она вскричала:

– Ну и дура же ты! Объясни толком, о каком монастыре речь? Пампушек или Шуйюэ?

– Сначала мне послышалось, будто говорили о монастыре Пампушек, – отвечала Пинъэр, – но потом оказалось, что о монастыре Шуйюэ. А оговорилась я по рассеянности.

– Ну конечно же о монастыре Шуйюэ! – согласилась Фэнцзе. – К монастырю Пампушек я не имею никакого отношения. А в монастырь Шуйюэ назначила смотрителем Цзя Циня. Верно, он присвоил себе часть денег, предназначенных монашкам.

– Речь идет не о деньгах, – возразила Пинъэр, – а о грязных делишках.

– Тут уж я совсем ни при чем, – оборвала ее Фэнцзе. – Куда ушел мой муж?

– Он у господина Цзя Чжэна. Господин Цзя Чжэн очень рассержен, и господин Цзя Лянь не осмеливается уйти домой, – отвечала Пинъэр. – А я велела не поднимать шума, как только услышала, что дело приняло Дурной оборот. Не знаю, известно ли о случившемся госпожам. Господин Цзя Чжэн, говорят, велел доставить к нему монашек. Я послала служанок разузнать, в чем дело. А вы, госпожа, больны, и нечего расстраиваться по пустякам.