– Ведь и вправду Царевна Душистых трав! – воскликнула Ли Вань и взяла стихотворение Баоюя.

 

Окрасила ласково двери

Осенняя бледность и свежесть,

 

Встряхнулась седьмая из веток[1],

И вазу наполнила снежность.

 

Тай-чжэнь из бассейна выходит…

А ты – ее тень ледяная.

 

Душа твоя, словно у Си-цзы,

Трепещет, нефритом сияя.

 

Нет, ветер под утро не сдунул

Печали столикой и тяжкой,

 

Следы твоих слез безутешных

Дождь, видно, умножил вчерашний,

 

И я, опершись на перила,

Предчувствием смутным объятый,

 

И звуки валька различаю

И флейту в минуты заката…

 

– Лучше всех сочинила Таньчунь! – заявил Баоюй, когда Ли Вань кончила читать. Однако Ли Вань отдала предпочтение Баочай.

– Стихи сестры Баочай самые выразительные, – сказала она и стала торопить Дайюй.

– Разве все уже окончили? – спросила Дайюй.

– Все.

Дайюй взяла кисть, единым духом написала стихотворение и бросила на стол. Ли Вань принялась читать:

 

Сянцзянский полог[2] не задернут,

Проход в двери полуоткрыт,

Разбитый лед – земле убранство,

А вазу красит лишь нефрит.

 

Едва Ли Вань закончила, как Баоюй не выдержал и стал громко выражать свое восхищение:

– И как только она сумела так придумать!

Ли Вань продолжала:

 

Возьму тайком бутончик груши, –

Бегонии в ней белой – треть,

Зато в душе у дикой сливы

Возможно всю ее узреть![3]

 

– Сколько глубокого чувства в этих строках! – закричали все. – Замечательно!

 

Святыми лунных дебрей, видно,

Рукав твой белый был расшит,

Ты – дева грустная в покоях,

Что, вся в слезах, одна скорбит…

 

Нежна, застенчива… Кому же

Хотя бы слово скажешь вслух?

Ты к западным ветрам склонилась[4].

Уж скоро ночь. Закат потух.

 

– Это стихотворение самое лучшее! – в один голос заявили все.

– Если говорить об утонченности и оригинальности, не возражаю, – сказала Ли Вань, – что же касается глубины мысли, оно несомненно уступает стихотворению Царевны Душистых трав.

– Суждение вполне справедливое, – согласилась Таньчунь. – Фее реки Сяосян присуждается второе место.