Конечно, Шарлотта Бронте остается здесь дочерью своего века, когда
всякий неофициальный союз считался позором и преступлением. Но решение ее
героини психологически понятно: Джен Эйр - гордая и чистая натура; самая
мысль о том, что всю жизнь придется лгать, всю жизнь быть вдалеке от родины,
завися от малейшей прихоти деспотичного и вспыльчивого (хотя и любимого)
человека, невыносима для нее. И она предпочитает нищету и разлуку.
Необычайный успех романа объяснялся и той смелостью, с которой
писательница рисует чувство любви; даже передовые писатели-мужчины той эпохи
(Диккенс и Теккерей) не решались на такое изображение. Тем более неожиданным
для английской публики был голос подлинной страсти, прозвучавшей на
страницах романа, написанного женщиной, провинциальной гувернанткой. У
Рочестера это страсть, сметающая все преграды, у Джен - страсть, вступившая
в борьбу с обостренным чувством долга.
Сюжет романа связан с длительной романтической традицией: он не очень
правдоподобен, хотя в этом скрыто и своеобразное обаяние. Сказалось чтение
готических романов и произведений романтиков. Замок Рочестера, скрывающий
мрачную тайну, внезапные появления ужасной женщины, прерванная свадьба,
полученное героиней богатое наследство, пожар, в котором гибнет жена
Рочестера и его замок, наконец, счастливый конец - все это вполне
соответствует канонам увлекательного, романтического романа. В образе
Рочестера явно ощущаются байронические черты.
Но Шарлотта Бронте остается реалисткой в самом главном - в правдивом и
типическом изображении социальной среды, социальных отношений и человеческих
характеров. Дочь священника, она не остановилась перед убийственной сатирой
на духовенство. Наиболее отталкивающий и гротескный образ в романе -
священник Броклхерст, «попечитель» и, в сущности, убийца девочек-сирот в
Ловудской школе. Идеализированные образы священников, кротких и чуждых
корысти, наводнявшие викторианскую литературу, отвергнуты Шарлоттой Бронте,
хорошо знавшей клерикальную среду. В ней она встречала два типа священников
- суровых фанатиков и семейных деспотов (таков был ее отец) и лицемеров,
прикрывающих благочестивыми фразами свою привязанность к земным благам. Оба
эти типа выведены в ее романе.
Молодой пастор Сент-Джон наделен красотой и добродетелью, верностью
религиозному долгу; но, по существу, это педант и фанатик, приносящий в
жертву все живые чувства и человеческие отношения. Писательница тонко
подмечает даже оттенок сухого эгоистического расчета в идеалах и требованиях
Сент-Джона, в его рассуждениях о высшем христианском долге: предлагая Джен
Эйр брак без любви и совместную миссионерскую деятельность в Индии, он
стремится приобрести покорную и безропотную подругу, почти рабыню. Недаром
Джен Эйр отвечает ему гневной отповедью: она видела и испытала сама
настоящую любовь и, хотя бежала от нее, теперь застрахована от холодных
догматов, принижающих человеческое чувство. Земная страсть и земное счастье
привлекают ее, а не самоубийственное миссионерское служение. В порыве гнева
она говорит Сент-Джону, что презирает и его самого и его любовь. Сколько
смелости нужно было молодой писательнице, дочери пастора, чтобы открыто
восстать против религиозных идеалов самоотречения, против традиционного (и в
основе своей шовинистического) прославления британского миссионерства!
Столь же беспощадна Шарлотта Бронте и к любым проявлениям
накопительства, преклонения перед деньгами. Ужасна история брака,
превратившегося для мистера Рочестера в безысходную трагедию: сначала, в
юности, он становится жертвой гнусной торгашеской сделки между двумя
богатыми семьями, скрывшими от него душевную болезнь невесты; потом он
оказывается привязанным на всю жизнь к неизлечимо больной, помешанной
женщине. Писательница выступает здесь против английских государственных
законов о браке, начинает спор, который продолжат такие колоссы, как
Голсуорси и Шоу.