Павка уставился глазами в потрескавшуюся половицу, внимательно изучая высунувшуюся шляпку гвоздика. Но Артем поднялся из-за стола и пошел в кухню.
«Обойдется, видно, без припарки», – облегченно вздохнул Павка.
Во время чаепития Артем спокойно расспрашивал Павку о происшедшем в классе.
Павка рассказал все.
– И что с тобой будет дальше, когда ты таким хулиганом растешь? – с грустью проговорила мать. – Ну, что нам с ним делать? И в кого он такой уродился? Господи боже мой, сколько я мучений с этим мальчишкой перенесла, – жаловалась она.
Артем, отодвинув от себя пустую чашку, сказал, обращаясь к Павке:
– Ну, так вот, браток. Раз уж так случилось, держись теперь настороже, на работе фокусов не выкидывай, а выполняй все что надо; ежели и оттуда тебя выставят, то я тебя так разрисую, что дальше некуда. Запомни это. Довольно мать дергать. Куда, черт, ни ткнется – везде недоразумение, везде чего-нибудь отчебучит. Но теперь уж шабаш. Отработаешь годок – буду просить взять учеником в депо, потому в тех помоях человека из тебя не будет. Надо учиться ремеслу. Сейчас еще мал, но через год попрошу – может, примут. Я сюда перевожусь и здесь работать буду. Мамка служить больше не будет. Хватит ей горб гнуть перед всякой сволочью, но ты смотри, Павка, будь человеком.
Он поднялся во весь свой громадный рост, надел висевший на спинке стула пиджак и бросил матери:
– Я пойду по делу на часок. – И, согнувшись у притолоки двери, вышел. Уже во дворе, проходя мимо окна, сказал: – Там тебе привез сапоги и ножик, мамка даст.
Буфет вокзала торговал беспрерывно целые сутки.