第一部第四节（二）

    В единственном театре городка был устроен пышный вечер в честь прибывших. Весь «цвет» петлюровской интеллигенции присутствовал на нем: украинские учителя, две поповские дочери – старшая, красавица Аня, младшая – Дина, мелкие подпанки, бывшие служащие графа Потоцкого, и кучка мещан, называвшая себя «вильным казацтвом», украинские эсеровские последыши.
   Театр был битком набит. Одетые в национальные украинские костюмы, яркие, расшитые цветами, с разноцветными бусами и лентами, учительницы, поповны и мещаночки были окружены целым хороводом звякающих шпорами старшин, точно срисованных со старых картин, изображавших запорожцев.
   Гремел полковой оркестр. На сцене лихорадочно готовились к постановке «Назара Стодоли».
   Не было электричества. Пану полковнику доложили об этом в штабе. Он, собиравшийся лично почтить своим присутствием вечер, выслушал своего адъютанта, хорунжего Паляныцю, а по-настоящему – бывшего подпоручика Полянцева, бросил небрежно, но властно:
 —Чтобы свет был. Умри, а монтера найди и пусти электростанцию.
 —Слушаюсь, пане полковнику.
   Хорунжий Паляныця не умер и монтеров достал.
   Через час двое петлюровцев вели Павла на электростанцию. Таким же образом доставили монтера и машиниста.
   Паляныця сказал коротко:
 —Если до семи часов не будет света, повешу всех троих! – Он указал рукой на железную штангу.
   Эти кратко сформулированные выводы сделали свое дело, и через установленный срок был дан свет.
   Вечер был уже в полном разгаре, когда явился пан полковник со своей подругой, дочерью буфетчика, в доме которого он жил, пышногрудой, с ржаными волосами девицей.
   Богатый буфетчик обучал ее в гимназии губернского города.
   Усевшись на почетные места, у самой сцены, Пан полковник дал знак, что можно начинать, и занавес тотчас же взвился. Перед зрителями мелькнула спина убегавшего со сцены режиссера.
   Во время спектакля присутствовавшие старшины со своими дамами изрядно накачивались в буфете первачом, самогоном, доставляемым туда вездесущим Паляныцей, и всевозможными яствами, добыты ми в порядке реквизиции. К концу спектакля все сильно охмелели.
   Вскочивший на сцену Паляныця театрально взмахнул рукой и провозгласил:
 —Шановни добродии, зараз почнем танци.
   В зале, дружно зааплодировали. Все вышли во двор, давая возможность петлюровским солдатам, мобилизованным для охраны вечера, вытащить стулья и освободить зал.
   Через полчаса в театре шел дым коромыслом.
   Разошедшиеся петлюровские старшины лихо отплясывали гопака с раскрасневшимися от жары местными красавицами, и от топота их тяжелых ног дрожали стены ветхого театра.
   В это время со стороны мельницы в город въезжал вооруженный отряд конных.
   На околице петлюровская застава с пулеметом, заметив движущуюся конницу, забеспокоилась и бросилась к пулемету. Щелкнули затворы. В ночь пронесся резкий крик:
 —Стой! Кто идет?
   Из темноты выдвинулись две темные фигуры, и одна из них, приблизившись к заставе, громким пропойным басом прорычала: