钢铁是怎样炼成的第二部第三节（二十三）

    И большеголовый ткнул Корчагина в лоб стволом.
 —Дергай, – с хрипом выдавил он и опустил парабеллум, чтобы не пугать пулей в спину.
   Корчагин бросился назад, первые два шага боком, не выпуская из виду большеголового.
   Бандит понял, что юноша все еще боится получить пулю, и повернулся к дому.
   Рука Корчагина устремилась в карман. «Лишь бы успеть, лишь бы успеть!» Круто обернулся и, вскинув вперед вытянутую левую руку, на миг уловил концом дула большеголового – выстрелил.
   Бандит поздно понял ошибку: пуля впилась ему в бок раньше, чем он поднял руку.
   От удара его шатнуло к стене туннеля, и, глухо взвыв, цепляясь рукой за бетон стены, он медленно оседал на землю. Из провала дома, вниз, в яр, скользнула тень. Вслед ей разорвался второй выстрел. Вторая тень, изогнутая, скачками уходила в черноту туннеля. Выстрел. Осыпанная пылью раскрошенною пулей бетона, тень метнулась в сторону и пырнула в темноту. Вслед ей трижды взбудоражил ночь браунинг. У стены, извиваясь червяком, агонизировал большеголовый.
   Потрясенная ужасом происшедшего, Анна, поднятая Корчагиным с земли, смотрела на корчащегося бандита, слабо понимая свое спасение.
   Корчагин силой увлек ее в темноту, назад, к городу, уводя из освещенного круга. Они бежали к вокзалу. А у туннеля, на насыпи, ужо мелькали огоньки и тяжело охнул на путях тревожный винтовочный выстрел.
   Когда наконец добрались до квартиры Анны, где-то на Батыевой горе запели петухи. Анна прилегла на кровать, Корчагин сел у стола. Он курил, сосредоточенно наблюдая, как уплывает вверх серый виток дыма… Только что он убил четвертого в своей жизни человека.
   Есть ли вообще мужество, проявляющееся всегда в своей совершенной форме? Вспоминая все свои ощущения и переживания, он признался себе, что в первые секунды норный глаз дула заледенил его сердце. А разве в том, что две тени безнаказанно ушли, виновата лишь одна слепота глаза и необходимость бить с левой руки? Нет. На расстоянии нескольких шагов можно было стрелять удачнее, но все та же напряженность а поспешность, несомненный признак растерянности, были этому помехой.
   Свет настольной лампы освещал его голову, и Анна наблюдала за ним, не упуская ни одного движения мышц на его лице. Впрочем, глаза его были спокойны, и о напряженности мысли говорила лишь складка на лбу.
 —О чем ты думаешь, Павел?
   Его мысли, вспугнутые вопросом, уплыли, как дым, за освещенный полукрут, и он сказал первое, что пришло сейчас в голову:
 —Мне необходимо сходить в комендатуру. Надо обо всем этом поставить в известность.
   И нехотя, преодолевая усталость, поднялся.
   Она не сразу отпустила его руку-не хотелось оставаться одной. Проводила его до двери и закрыла ее, лишь когда Корчагин, ставший ей теперь таким дорогим и близким, ушел в ночь.