钢铁是怎样炼成的第二部第五节（六）

    Худой, с тонкими губами, Староверов тоже встал.
 —Я тебя не понимаю, Митяй, – заговорил он, слегка картавя и заикаясь.
 —Что же, решение конференции для нас будет не обязательным?
   Его резко оборвал Цветаев:
 —Формально – обязательным, иначе у тебя партбилет отнимут. А мы вот посмотрим, каким ветром подует, а сейчас разойдемся.
   Туфта беспокойно шевельнулся на стуле. Школенко, сумрачный и бледный, с синими кругами вокруг глаз от бессонных ночей, сидел у окна, грыз ногти. При последних словах Цветаева он оторвался от своего мучительного занятия и повернулся к собранию.
 —Я против таких комбинаций, – сказал он глухо, внезапно раздражаясь. – Я лично считаю, что постановление конференции для нас обязательно. Мы свои убеждения отстаивали, но решению конференции должны подчиниться.
   Староверов посмотрел на него с одобрением.
 —Я это сам хотел сказать, – прошепелявил он.
   Дубава уставился на Школенко в упор и с нарочитой издевкой процедил:
 —Тебе вообще никто ничего не предлагает. У тебя еще есть возможность «покаяться» на губернской конференции.
   Школенко вскочил на ноги:
 —Что это за тон, Дмитрий! Я скажу прямо, меня твои слова отталкивают от тебя и заставляют продумать вчерашние позиции.
   Дубава отмахнулся от него:
 —Тебе только это остается. Иди кайся, пока не поздно.
   И Дубава, прощаясь, протянул руку Туфте и остальным.
   За ним вскоре ушли Школенко а Староверов.
   Ледяной стужей ознаменовал свое вступление в историю тысяча девятьсот двадцать четвертый год. Рассвирепел январь на занесенную снегом страну и со второй половины завыл буранами и затяжной метелью.
   На юго-западных железных дорогах заносило снегом пути. Люди боролись с озверелой стихией.
   В снежные горы врезались стальные пропеллеры снегоочистителей, пробивая путь поездам. От мороза и вьюги обрывались оледенелые провода телеграфа, из двенадцати линии работали только три: индоевропейский телеграф и две линии прямого провода.
   В комнате телеграфа станции Шепетовка 1-я три аппарата Морзе не прекращают свой попятный лишь опытному уху неустанный разговор.
   Телеграфистки молоды, длина ленты, отстуканной ими с первого дня службы, не превышает двадцати километров, в то время как старик, их коллега, уже начинал третью сотню километров. Он не читает, как они, ленты, не морщит лоб, складывая трудные буквы и фразы. Он выписывает на бланке слово за словом, прислушиваясь к стуку аппарата. Он принимает по слуху: «Всем, всем, всем!»
   Записывая, телеграфист думает: «Наверное, опять циркуляр о борьбе с заносами». За окном вьюга, ветер бросает в стекло горсти снега. Телеграфисту почудилось, что кто-то постучал в окно, он повернул голову и невольно залюбовался красотой морозного рисунка на стеклах. Ни одна человеческая рука не смогла бы вырезать этой тончайшей гравюры из причудливых листьев и стеблей.