- Ты - вправо, я - влево. Пока наши подойдут, мы проверим.
Валет чиркнул спичкой, шагнул в раскрытую дверь первой землянки, вылетел оттуда, будто кинутый пружиной: в землянке крест-накрест лежали два трупа. Он в безрезультатных поисках пролез три землянки, пинком растворил дверь четвертой и едва не упал от чужого металлического оклика:
- Wer ist das? [Кто это? (нем.)]
Осыпанный огненным жаром. Валет молча отскочил назад.
- Das bist du Otto? Weshalb bist du so spat gekommen? [Это ты, Отто? Отчего ты так поздно? (нем.)] - спросил немец, шагнув из землянки и ленивым движением плеча поправляя накинутую внапашку шинель.
- Руки! Руки подыми! Сдавайся! - хрипло крикнул Валет и присел, как по команде "к бою!".
Изумленный до немоты, немец медленно вытягивал руки, поворачивался боком, завороженными глазами глядя на остро сверкающее жало направленного на него штыка. Шинель упала у него с плеч, под мышками морщился рябью однобортный серо-зеленый мундир, поднятые большие рабочие руки тряслись, и пальцы шевелились, словно перебирая невидимые клавиши. Валет стоял, не меняя положения, оглядывая высокую, плотную фигуру немца, металлические пуговицы мундира, короткие сшивные по бокам сапоги, бескозырку, надетую чуть набок. Потом он как-то сразу изменил положение, качнулся, как вытряхиваемый из своей нескладной шинели; издал странный горловой звук не то кашель, не то всхлип; шагнул к немцу.
- Беги! - сказал он пустым ломким голосом. - Беги, немец! У меня к тебе злобы нет. Стрелять не буду.
Он прислонил к стене окопа винтовку, потянулся, приподнимаясь на цыпочки, достал правую руку немца. Уверенные движения его покоряли пленного; тот опустил руку, чутко вслушиваясь в диковинные интонации чужого голоса.
Валет, не колеблясь, сунул ему свою черствую, изрубцованную двадцатилетним трудом руку, пожал холодные, безвольные пальцы немца и поднял ладонь; на нее, маленькую и желтую, испятненную коричневыми бугорками давнишних мозолей, упали сиреневые лепестки ущербленного месяца.