静静的顿河俄语版第二部第五节（14.4）

 - Дай, я сам буду! - почтовым бубенчиком звенел Мишатка.

Смешливо шевеля усами, Петро не соглашался!

- Нет уж, парень! Я буду тебя кормить.

- Я сам!

- У нас сам с самой в хлеву сидят - видал? Бабка их помоями кормит.

С улыбкой прислушиваясь к их разговору, Григорий сворачивал курить. Подошел Пантелей Прокофьевич:

- Думаю ноне в Вешки поехать.

- Чего туда?

Пантелей Прокофьевич густо отрыгнул кулагой, пригладил бороду:

- Делишки там есть к шорнику - два хомута поправлял.

- Обыденки съездишь?

- А то чего ж? К вечеру возвернусь.

Отдохнув, он запряг в розвальни старую, ослепшую в этот год кобылицу, поехал. Дорога лежала лугом. Два часа спустя был он в Вешенской. Заехал на почту, забрал хомуты и завернул к давнишнему знакомцу и куму, жившему у новой церкви. Хозяин, большой хлебосол, усадил его обедать.

- На почте был? - спросил он, наливая что-то в рюмку.

- Был, - протяжно ответил Пантелей Прокофьевич, зорко и удивленно поглядывая на графинчик, нюхая воздух, как собака звериный след.

- Новья ничего не слыхал?

- Новья? Ничего, кубыть, не слыхал. А что?

- Каледин, Алексей Максимович-то, приказал долго жить.

- Да что ты?!

Пантелей Прокофьевич заметно позеленел, забыл про подозрительный графин и запах, отвалился на спинку стула. Хозяин, хмуро моргая, говорил:

- По телеграфу передали, что надысь застрелился в Новочеркасском. Один был на всю область стоющий генерал. Кавалер был, армией командовал. А какой души был человек! Уж этот казачество в обиду не дал бы.

- Погоди, кум! Как же теперича? - растерянно спрашивал Пантелей Прокофьевич, отодвигая рюмку.

- Бог его знает. Чижолое время наступает. Небось, от хорошей жизни не будет человек в самого себя пулять.

- Через чего ж он решился?

- Кум - казак кряжистый, как старовер, - зло махнул рукой: