静静的顿河俄语版第四部第七节（12.3）

 Митька со своими спутниками не успел еще вернуться к Мелеховым, а уж по хутору покатилась молва: "Коршунов с калмыками приехал, всю семью Кошевого вырезали!"

Ничего не слышавший Пантелей Прокофьевич только что пришел из кузницы с косогоном и снова собрался было налаживать лобогрейку, но его позвала Ильинична:

- Поди-ка сюда, Прокофич! Да попроворней!

В голосе старухи прозвучали нотки нескрываемой тревоги, и удивленный Пантелей Прокофьевич тотчас направился в хату.

Заплаканная, бледная Наталья стояла у печки. Ильинична указала глазами на Аникушкину жену, глухо спросила:

- Слыхал новость, старик?

"Ох, с Григорием что-то... Сохрани и помилуй!" - опалила Пантелея Прокофьевича догадка. Он побледнел и, в страхе и ярости оттого, что никто ничего не говорит, крикнул:

- Скорей выкладывайте, будь вы прокляты!.. Ну, что случилось? С Григорием?.. - И, словно обессилевший от крика, опустился на лавку, поглаживая трясущиеся ноги.

Дуняшка первая сообразила, что отец боится черных вестей о Григории, поспешно сказала:

- Нет, батенька, это не об Грише весть. Митрий Кошевых побил.

- Как, то есть, побил? - У Пантелея Прокофьевича разом отлегло от сердца, и, еще не понимая смысла сказанных Дуняшкой слов, он снова переспросил: - Кошевых? Митрий?

Аникушкина жена, прибежавшая с новостями, сбиваясь, начала рассказывать:

- Ходила я, дяденька, телка искать и вот иду мимо Кошевых, а Митрий и с ним ишо двое служивых подъехали к базу и пошли в дома. Я и думаю: телок дальше ветряка не уйдет - очередь пасть телят была...

- Да на черта мне твой телок! - гневно прервал Пантелей Прокофьевич.

- ...И пошли они в дома, - захлебываясь, продолжала баба, - а я стою, жду. "Не с добром, думаю, они сюда приехали". И начался там крик, и слышно - бьют. Испугалась я до смерти, хотела бечь, да только отошла от плетня, слышу - топочут сзади; оглянулась, а это Митрий ваш накинул старухе оборку на шею и волокет ее по земле, чисто как собаку, прости господи! Подтянул ее к сараю, она, сердешная, и голосу не отдает, должно, уж без памяти была; калмык, какой с ним был, сигнул на переруб... Гляжу - Митрий конец оборки ему кинул и шумит: "Подтяни и завязывай узлом!" Ох, страсти я натерпелась! На моих глазах и задушили бедную старуху, а после вскочили на коней и поехали по проулку, должно, к правлению. В хату-то я побоялась идти... А видала, как из сенцев, прямо из-под дверей, кровь на приступки текла. Не дай и не приведи господи ишо раз такую страсть видать!

- Хороших гостей нам бог послал! - выжидающе глядя на старика, сказала Ильинична.

Пантелей Прокофьевич в страшном волнении выслушал рассказ и, не сказав ни слова, сейчас же вышел в сени.

Вскоре возле ворот показался Митька со своими подручными. Пантелей Прокофьевич проворно захромал им навстречу.

- Постой-ка! - крикнул он еще издали. - Не вводи коней на баз!

- Что такое, сваток? - удивленно спросил Митька.

- Поворачивай обратно! - Пантелей Прокофьевич подошел вплотную и, глядя в желтые мерцающие Митькины глаза, твердо сказал: - Не гневайся, сват, но я не хочу, чтобы ты был в моем курене. Лучше подобру уезжай, куда знаешь.

- А-а-а... - понимающе протянул Митька и побледнел. - Выгоняешь, стало быть?..

- Не хочу, чтобы ты поганил мой дом! - решительно повторил старик. - И больше чтоб и нога твоя ко мне не ступала. Нам, Мелеховым, палачи не сродни, так-то!

- Понятно! Только больно уж ты жалостлив, сваток!

- Ну уж ты, должно, милосердия не поимеешь, коли баб да детишков начал казнить! Ох, Митрий, негожее у тебя рукомесло... Не возрадовался бы твой покойный отец, глядючи на тебя!