静静的顿河俄语版第四部第七节（25.8）

 - И чего это ты расходился? - улыбаясь, спросила Прохорова жена. - Ты на меня не дюже шуми, хозяин ты тут небольшой, в году два дня дома бываешь.

- Все на меня шумят, а я на кого же зашумлю, окромя тебя? Погоди, дослужусь до генеральского чина, тогда на других буду пошумливать, а пока терпи, да поскорее надевай свою амуницию и беги!

После того как жена оделась и ушла, Прохор укоризненно поглядел на Григория, заговорил:

- Понятия у тебя, Пантелевич, никакого нету... Не могу же я тебе при бабе всего рассказывать, а ты нажимаешь, как да что. Ну как, поправился после тифу?

- Я-то поправился, рассказывай про себя. Что-то ты, вражий сын, скрытничаешь... Выкладывай: чего напутал? Как убег?

- Тут хуже, чем убег... Посля того как отвез тебя хворого, возвертаюсь в часть. Направляют меня в сотню, в третий взвод. А я же страшный охотник воевать! Два раза сходил в атаку, а потом думаю: "Тут мне и копыта откинуть прийдется! Надо искать какую-нибудь дыру, а то пропадешь ты, Проша, как пить дать!" А тут, как на грех, такие бои завязались, так нас жмут, что и воздохнуть не дают! Что ни прорыв - нас туда пихают; где неустойка выходит - опять же наш полк туда прут. За неделю в сотне одиннадцать казаков будто корова языком слизнула! Ну я и заскучал, даже вша на мне появилась от тоски. - Прохор закурил, протянул Григорию кисет, не спеша продолжал: - И вот припало мне возле самых Лисок в разъезде быть. Поехало нас трое. Едем по бугру рыском, во все стороны поглядываем, смотрим - из ярка вылазит красный и руки кверху держит. Подскакиваем к нему, а он кричит: "Станичники! Я - свой! Не рубите, меня, я перехожу на вашу сторону!" И черт меня попутал: с чего-то зло меня взяло, подскочил я к нему и говорю: "А ты, говорю, сукин сын, ежли взялся воевать, так сдаваться не должон! Подлюка ты, говорю, этакая. Не видишь, что ли, что мы и так насилу держимся? А ты сдаешься, укрепление нам делаешь?!"

Да с тем ножнами его с седла и потянул вдоль спины. И другие казаки, какие были со мной, тоже ему втолковывают: "Разве это резон так воевать, крутиться, вертеться на все стороны? Взялись бы дружнее - вот бы и войне концы!" А черт его знал, что он, этот перебежчик, офицер? А он им в аккурат и оказался! Как я его вгорячах вдарил ножнами, он побелел с лица и тихо так говорит: "Я - офицер, и вы не смейте меня бить! Я сам в старое время в гусарах служил, а к красным попал по набилизации, и вы меня доставьте к вашему командиру, там я ему все расскажу". Мы говорим: "Давай твой документ". А он гордо так отвечает: "Я с вами и говорить не желаю, ведите меня к вашему командиру!"

- Так чего ж ты об этом при жене не схотел гутарить? - удивленно прервал Григорий.