俄文版红楼梦第一卷第五十章1.7

 

Баоцинь

 

Стихотворения всем понравились, особенно то, что написала Баоцинь. Даже Баоюй, на чей вкус трудно было угодить, признал, что у самой юной Баоцинь самый острый ум.

Дайюй и Сянъюнь налили в небольшой кубок вина и поднесли Баоцинь, поздравив ее с успехом.

– А по‑моему, каждое стихотворение имеет свои достоинства, – с улыбкой заметила Баочай. – Обычно вы шуточками и колкостями изводили меня, а теперь над ней насмехаетесь!

– У тебя готово? – спросила между тем Ли Вань у Баоюя.

– Я сочинил, но пока слушал ваши стихи, забыл, что хотел записать! – ответил Баоюй. – Дайте подумать, я сейчас вспомню!

Сянъюнь взяла щипцы для угля, легонько стукнула ими по краю жаровни и сказала:

– Я буду ударами отмечать время. Если не уложишься, мы тебя опять оштрафуем!

– Говори, я буду записывать, – предложила Дайюй.

Сянъюнь ударила щипцами по жаровне и объявила:

– Одна минута!

– Готово, пиши! Пиши! – заторопился Баоюй и прочел:

 

Вина из жбана не налив,

Не жди, чтоб мысль пришла.

 

Дайюй записала, покачала головой и улыбнулась:

– Начало ничем не примечательно.

– Поторапливайся! – послышался строгий голос Сянъюнь. Баоюй продолжал:

 

Я за весной иду в Пэнлай[1] –

Там встречу месяц ла[2].

 

Дайюй и Сянъюнь закивали головой, заулыбались:

– Неплохо, кое‑какой смысл в этих словах есть. Баоюй стал читать дальше:

 

Мне не нужно, чтобы Гуаньинь

Вдруг меня решила оросить.

Мэйхуа Обители Чан Э[3]

Я цветы хотел бы попросить.

 

– А это хуже! – покачала головой Дайюй, записывая строки.

Сянъюнь снова ударила по жаровне. Баоюй рассмеялся и, повернувшись к ней, прочел:

 

В грешном мире ломают и рвут мэйхуа –

Красно‑белый весенний цветок.

Но коль дарят в храме святом мэйхуа, –

Это значит: расстанься со злом![4]

А поэт, что не телом, а духом силен,

Разве вызвать сочувствие мог?

Я ушел, но буддийской обители мох

Ощущаю на платье своем![5]

 

Дайюй кончила записывать, но только все собрались приступить к обсуждению, как с криком вбежали девочки‑служанки:

– Старая госпожа идет!

Все бросились встречать матушку Цзя, восклицая наперебой:

– Видно, хорошее настроение у матушки Цзя, раз она нас решила проведать!

Матушка Цзя была в широком плаще и беличьей шапочке. Ее несли в небольшом паланкине, прикрытом черным зонтом, а за паланкином, с зонтиками в руках, следовали Юаньян и Хупо. Первой приблизилась к старой госпоже Ли Вань.

– Остановимся здесь, – приказала служанкам матушка Цзя и обратилась к Ли Вань: – Я приехала сюда тайком от твоей свекрови и Фэнцзе. Стоит ли заставлять их идти пешком по глубокому, снегу? Хорошо мне в паланкине…

---

[1] Яотай  – см. т. I, коммент. 177.

 

[2] Пэнлай  – см. т. I, коммент. 175.

 

[3] Месяц ла  – первый месяц года по лунному календарю.

 

[4] Обитель Чан Э  – то есть лунный дворец феи Чан Э – Гуаньхань.

 

[5] Но коль дарят во храме святом мэйхуа…  – Буддийский храм здесь трактуется как земное обиталище святых; если мэйхуа дарят в храме и кто‑то разломил подаренную ветку – это означало, что он «вошел» в «грешный мир», в «мирскую суету», где царят зло и страдания.