Выброшен был после смерти в густую траву,
Долго‑долго лежали в грязи «изумрудные перья»[1],
Но кто‑то нашел их потом, подобрал и унес…
…Все ушли из чертогов Чжицяо[2].
В ночь, когда повстречались Пастух и Ткачиха, –
В ночь седьмую седьмой же луны[3],
Не придется тебе снова в ушко иглы нить вставлять!..
Нить оборвана, селезень с уткой расстались навек[4],
Разве может кто‑либо их новою нитью связать?
…А потом так случилось, что в пору осеннюю –
В пору Золота и полновластья Байди –
Я на ложе своем одиноком дремал, видя сны,
В опустевшем жилище никто не тревожил меня…
Там, за лестницей, где возвышался утун,
Проплывала луна, но была так бледна и тускла!
И почувствовал я, как уходит из мира души аромат,
Как бледнеет и тает тень былой красоты!
Словно слышал: под шелковым грустным шатром,
Там, где лотос прекрасный приют свой нашел,
Все слабее, слабее ты дышишь…
Вздох… Еще… И прервалось дыханье твое. Тишина.
Мир я взором окинул: повсюду увядшие травы,
Но ведь их увяданье не может заставить тростник и камыш
Буйный рост прекратить!
И мне кажется, – звуками скорби объята земля,
Заунывными, как нескончаемый стрекот сверчков,
Ночью выпала капля за каплей роса,
Окропив на ступенях зеленеющий мох.
Стук не слышен вальков – дождь пошел:
Дождь осенний по стенам, смоковницей густо поросшим,
Бьет и флейты напевы из ближних дворов заглушает,
А в ушах все звучит и звучит незабвенное имя твое!
И его повторяет, тебя призывая, взлетев на карниз, попугай.
В дни, когда твоя жизнь догорала, стала сохнуть айва, что растет у перил,
Вспоминаю, как в прошлом мы в прятки играли – ты за ширмой скрывалась,
А сейчас я не слышу осторожных и мягких шагов…
Вспоминаю: мы также и в «бой на травинках» возле дома играли,
А сейчас те травинки ждут напрасно: тебе их уже не сорвать!
Шелк забыт и заброшен, – и некому больше одежду кроить,
Ленты порваны, – некому больше зажечь благовонья…
…Я вчера от отца получил порученье одно
И умчался в своей колеснице далеко‑далеко,
Не успев попрощаться с тобой…
А сегодня, вернувшись, невзирая на то, что разгневаться матушка может,
Я к могиле пришел, чтобы скорбное слово сказать…
Вскоре слух до меня докатился, что гроб с твоим телом сожгут!
[1] «Жемчужный цветок», «изумрудные перья» – названия женских украшений.
[2] Чжицяо – название воздвигнутого ханьским императором У‑ди (140–86 гг. до н.э.) красивого дворца; здесь дворец упомянут как гипербола.
[3] В ночь седьмую седьмой же луны… – См. коммент. 8.
[4] Селезень с уткой расстались навек… – То есть возлюбленных постигла разлука.