俄文版红楼梦第三卷第一百一十五章1.2

 – А в чем можно найти спасение? – спросила Сичунь.

– О таких, как мы, говорить не приходится, – отвечали монахини, – а вот знатные барышни вроде вас вряд ли всегда будут жить в роскоши. Но когда обрушится несчастье, думать о спасении будет поздно! Одна лишь добрая и скорбящая бодхисаттва Гуаньинь может посочувствовать вам в ваших страданиях и указать путь к спасению. Вот почему и говорят: «Добрая, милосердная, спасающая от мук и несчастий бодхисаттва Гуаньинь». Мы отреклись от мира, и хотя страданий нам приходится претерпевать больше, чем госпожам и барышням из знатных семей, зато не подстерегают нас на каждом шагу опасности. Мы никогда не станем бодхисаттвами, но благодаря самоусовершенствованию можем когда‑нибудь возродиться в мужской оболочке, а это для нас великое счастье. Мы не похожи на нынешних женщин, которым некому пожаловаться на свои горести и обиды.

– Ах, барышня! Если вы выйдете замуж, вам придется всю жизнь следовать за мужем и выполнять свой супружеский долг, где уж тут предаваться самоусовершенствованию? Ведь этому надо посвятить всю жизнь. Настоятельница Мяоюй ставила себя выше нас, простых монахинь, относилась к нам с неприязнью, считая невеждами. Ей неведомо было, что судьба иногда посылает счастье простым людям, а таких, как она, обрекает на страдания!

Слова монахинь затронули самые сокровенные чувства Сичунь, и, не стесняясь служанки, она рассказала им, как к ней относится госпожа Ю, как тяжело ей пришлось, когда она присматривала за домом, а затем показала монахиням остриженные волосы.

– Неужели вы думаете, что у меня не хватит решимости порвать с этим погрязшим в скверне миром? – сказала она. – Мысль стать монахиней у меня созрела давно, я только не знаю, как это сделать!

– Замолчите, барышня! – вскричала монашка, притворяясь встревоженной. – Услышит супруга господина Цзя Чжэня, подумает, будто это мы вас подбиваем стать монахиней, отругает, да еще, чего доброго, из монастыря выгонит. Вы, барышня, с вашим нравом, можете выйти замуж за человека достойного и всю жизнь наслаждаться довольством и счастьем.

– Думаете, только супруга Цзя Чжэня может вас выгнать, – оборвала ее Сичунь. – А я не могу?

Видя, что Сичунь не на шутку рассердилась, монахиня стала оправдываться:

– Не судите нас, барышня, строго за то, что мы о вас так подумали. Но все равно вам не позволят уйти в монастырь. Ведь мы говорим так для вашей же пользы!

– Ладно, что будет, то будет! – отвечала Сичунь.

Видя, что разговор принял нежелательный оборот, служанки стали делать монашкам знаки поскорее убраться. Монашки и сами поняли, что пора уходить, к тому же еще испугались, и, не сказав больше ни слова, попрощались с Сичунь. Девушка не стала их удерживать и холодно сказала:

– Не думайте, что в Поднебесной больше нет монастырей, кроме вашего!

Монахини не посмели возразить и вышли. Цайпин чувствовала себя виноватой. Ведь это она подослала монашек к Сичунь, и, чтобы оправдаться, Цайпин поспешила к госпоже Ю.

– Наша барышня, – сказала она, – не оставила мысли уйти в монахини, потому и остригла волосы. Она не больна, но все время ропщет на судьбу, так что не спускайте с нее глаз, госпожа, а то случится что‑нибудь, нас же и обвинят!

– Неужели она и в самом деле собралась в монастырь? Что‑то не верится, – промолвила госпожа Ю. – Просто ей захотелось меня позлить, вот она и отрезала волосы. После отъезда Цзя Чжэня все делает мне назло. Ладно, пусть поступает как ей угодно!

Как ни уговаривала Цайпин девушку отказаться от своего намерения, Сичунь слышать ничего не хотела, по‑прежнему не прикасалась к еде и твердила, что уйдет в монастырь. Тогда Цайпин пожаловалась госпожам Син и Ван, но и они не смогли переубедить Сичунь и отправились за советом к Цзя Чжэну. Однако в это время вошел слуга и доложил:

– Прибыли госпожа Чжэнь с сыном Баоюем!

Госпожу Чжэнь проводили в покои госпожи Ван, а та распорядилась пригласить и Чжэнь Баоюя.

Ей было интересно посмотреть на юношу, как две капли воды похожего на ее сына. Однако служанка вернулась и сказала: