现实主义艺术

 伊凡·谢尔盖耶维奇·屠格涅夫是19世纪俄国有世界声誉的现实主义艺术大师，他的语言简洁、朴质、精确、优美，为俄罗斯语言的规范化作出了重要贡献。

　　Гóлуби

　　Я стол на вершне полóгого холмá; пéредо мнóю — то золотм, то посеребрённым мóрем — раскнулась и пестрéла спéлая рожь.

　　我站在一个坡度不大的山丘顶上;在我面前伸展着一片成熟的黑麦田，它有如一片五光十色的大海，时而闪传金光，时而闪着银光。

　　Но не бéгало зби по тому мóрю; не струлся дyшный вóздух: назревáла грозá велкая.

　　然而这个大海没有一丝涟漪;闷热的空气凝滞不动：大雷雨即将来临。

　　Около мен сóлнце ещё светло — горячó и тyскло; но там, за рóжью, не слшком далекó, тёмно-сняя тyча лежáла грyзной громáдой на цéлой половне небосклóна.

　　我的身旁依然洒满阳光——灸热而又昏暗;然而在黑麦田后面，在并不太远的地方，深蓝色的乌云有如一个笨重的庞然大物，把半个天空完全遮蔽了。

　　Всё приталось... всё изнывáло под зловéщим блéском послéдних сóлнечных лучéй. Не слыхáть, не видáть ни однóй птцы; попрятались дáже воробь. Тóлько где-то вблиз упóрно шептáл и хлóпал одинóкий крyпный лист лопухá.

　　一切都隐藏起来了……在不祥的残阳的照耀下，一切都显得疲惫不堪。听不见一只鸟儿的啭鸣，也见不到一只鸟儿的踪影;就连麻雀也躲起来了。只有附近某个地方，一片孤零零的大牛蒡叶在顽强地喃喃低语，啪啪作响。

　　Как сльно пáхнет полнь на межах! Я глядéл на снюю громáду... и смyтно бло на душé. Ну скорéй же, скорéй! — дyмалось мне, — сверкн, золотáя змéйка, дрóгни, гром! Двнься, покатсь, пролéйся, злáя тyча, прекрат тосклвое томлéнье!

　　田埂上去的艾蒿发出多么浓烈的气味!我望着那个巨大的深蓝色的云堆……心里惶恐不安。“啊，快点儿，快点儿吧!”我想，“金蛇啊，你闪烁吧，雷啊，你震响吧，凶恶的乌云啊，你滚动吧，翻腾吧，降雨吧，让这令人心烦的情景结束吧!”

　　Но тyча не двгалась. Онá по-прéжнему давла безмóлвную зéмлю... и тóлько слóвно пyхла да темнéла.

　　然而乌云并没有移动。它仍然罩在无声的大地上空……而且仿佛在扩展，在变黑。

　　И вот по одноцвéтной её синевé замелькáло что-то рóвно и плáвно; ни дать ни взять бéлый платóчек ли снéжный комóк. То летéл со сторон дерéвни бéлый гóлубь.

　　突然，在乌云单调的深蓝色背景上，平稳而从容地闪现出一个物体，极像一块白手绢或一个小雪球。这是一只从村子那边飞来的白鸽。

　　Летéл, летéл — всё прмо, прмо... и потонyл за лéсом.

　　它飞呀，飞呀——笔直地飞着……然后隐没在树林后面。

　　Прошлó нéсколько мгновéний — та же стола жестóкая тишь... Но глядь! Уже два платкá мелькáют, два комóчка несyтся назáд: то летт домóй рóвным полётом два бéлых гóлубя.

　　稍过片刻——仍然是可怕的寂静……可是你瞧!天上竟然闪现出了两块白手绢，有两个小雪球在往回疾飞：那是两只白鸽在平稳地飞回家去。

　　И вот, наконéц, сорвалáсь бyря — и пошлá потéха!

　　末了，暴风雨终于发作了——简直是地动山摇!

　　Я едвá домóй добежáл. Взжит вéтер, мéчется как бéшеный, мчáтся ржие, нзкие, слóвно в клóчья разóрванные облакá, всё закрутлось, смешáлось, захлестáл, закачáлся отвéсными столбáми рьный лвень, мóлнии слепт óгнистой зеленью, стрелет как из пyшки отрвистый гром, запáхло сéрой...

　　我好不容易才跑回家。风怒吼着，疯狂地到处乱窜;一团团火红色的碎云再低空飞驰;一切都在旋转，天地一片混沌;暴雨哗哗地响着，摇晃着，像垂直的水柱一样砸在地上;一道道闪电发出刺眼的绿光;时断时续的雷声宛如大炮的轰鸣;空气中弥漫着硫磺的气味……

　　Но под навéсом крши, на сáмом крáюшке слуховóго окнá, рдышком сидт два бéлых гóлубя — и тот, кто слетáл за товáрищем, и тот, когó он привёл и, мóжет быть, спас.

　　然而在屋檐下，在天窗的边缘上，却并排栖息着两只白鸽——一只是飞出去寻找伙伴的，另一只是被它领回来的，也许是被它救回来的。

　　Нахóхлились óба — и чyвствует кáждый свом крылóм крылó сосéда...

　　两只鸽子都蓬着羽毛，彼此感觉到翅膀相依……

　　Хорошó им! И мне хорошó, глдя на них... Хоть я и одн... одн, как всегдá.

　　它们是多么幸福啊!望着它们，我也感到幸福……虽然我孑然一身……像往常那样孑然一身。

　　(1879年5月)

　　(张铁夫 译)