红楼梦第二十六回（一）

 На мостике Осиной талии влюбленные обмениваются взглядами;

у хозяйки павильона Реки Сяосян весеннее томление вызывает тоску

 

Через тридцать три дня Баоюй выздоровел, ожог на лице зажил, и он снова поселился в с

 

аду Роскошных зрелищ. Но об этом мы подробно рассказывать не будем.

 

Надобно вам сказать, что Цзя Юнь дни и ночи дежурил у постели Баоюя, когда тот болел. 

 

Сяохун тоже ухаживала за больным вместе с другими служанками. Часто встречаясь дру

 

г с другом, молодые люди постепенно сблизились. Однажды Сяохун заметила у Цзя Юня 

 

платочек, очень похожий на тот, что она потеряла. Но спросить об этом юношу она постес

 

нялась.

Цзя Юнь после выздоровления Баоюя вновь стал присматривать за работами в саду. Сяох

 

ун пыталась забыть о платочке и о Цзя Юне, но не могла, а поговорить с юношей не реша

 

лась, боясь, как бы ее не заподозрили в чем то дурном.

Однажды, размышляя, что делать, она, расстроенная, сидела в комнате, как вдруг за окно

 

м кто то ее окликнул:

– Сестрица, ты здесь?

Сяохун посмотрела через небольшой глазок в оконной бумаге и, увидев, что это служанк

 

а Цзяхуэй, отозвалась:

– Здесь. Заходи!

Цзяхуэй вбежала в комнату, села на край кровати и с улыбкой промолвила:

– Мне так повезло! Я стирала во дворе, а тут вышла сестра Хуа Сижэнь и велела мне отне

 

сти в павильон Реки Сяосян чай, который Баоюй посылал барышне Линь Дайюй. А старая 

 

госпожа в это время прислала барышне деньги, и та раздавала их своим служанкам. Когд

 

а я собралась уходить, она взяла две пригоршни монет и дала мне. Я даже не знаю, сколь

 

ко. Может, спрячешь их у себя?

Она развернула платочек и высыпала монеты. Сяохун тщательно пересчитала их и убрала.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Цзяхуэй. – Съездила бы домой на несколько дней, 

 

позвала лекаря, чтобы прописал лекарство.

– Глупости! – оборвала ее Сяохун. – Зачем я ни с того ни с сего поеду домой?

– Да, вспомнила! – воскликнула Цзяхуэй. – У барышни Линь Дайюй слабое здоровье, он

 

а всегда пьет лекарство, попросила бы у нее.

– Вздор! – ответила Сяохун. – Разве можно пить лекарство без разбору?

– Но и так поступать, как ты, тоже нельзя, – возразила Цзяхуэй. – Не ешь, не пьешь. К че

 

му это приведет?

– Ну и что же? – сказала в ответ Сяохун. – Лучше умереть сразу, и делу конец!

– Зачем ты так говоришь? – взволнованно спросила Цзяхуэй.

– Не знаешь ты, что у меня на душе! – вздохнула Сяохун.

Цзяхуэй кивнула, немного подумала и сказала:

– Конечно, винить тебя не приходится, здесь жить нелегко. Старая госпожа говорила, что 

 

вся прислуга устала, пока выхаживали Баоюя, а сейчас велела служить благодарственные 

 

молебны и всех, кто ухаживал за больным, наградить, как кому положено. Меня обошли 

 

и еще нескольких девочек служанок, но я не в обиде, а вот тебя почему? Я даже возмути

 

лась. Пусть все награды получила бы Сижэнь, на нее сердиться нельзя – она больше всех 

 

заслужила. Кто из служанок может с ней сравниться? Я уж не говорю о том, до чего она 

 

усердна и заботлива, да и вообще она самая лучшая. Но с какой стати Цинвэнь, Цися и и

 

м подобные получили большие награды, так же как старшие служанки? А все потому, что 

 

они – любимицы Баоюя! Как же тут зло не возьмет? Где справедливость?

– Не стоит на них сердиться, – заметила Сяохун. – Правильно говорит пословица: «Даже п

 

од навесом в тысячу ли пир кончается!» Не вечно же они будут здесь жить! Ну, три, само

 

е большее – пять лет, и все разлетятся в разные стороны, неизвестно, кто кем тогда будет 

 

распоряжаться.

Слова Сяохун до слез тронули Цзяхуэй, глаза покраснели, но она взяла себя в руки и ска

 

зала с улыбкой:

– Ты права! Однако вчера, когда Баоюй объяснял, как нужно убирать комнаты и шить оде

 

жду, мне показалось, что придется промучиться здесь по крайней мере несколько сот лет!

Сяохун усмехнулась. Она хотела что то сказать, но вошла девочка служанка, еще не нача

 

вшая отпускать волосы; в руках у нее были какие то рисунки и два листа бумаги.

– Эти рисунки тебе велено перерисовать, – сказала она Сяохун, бросила бумагу и хотела 

 

уйти.

– А что за рисунки? – крикнула Сяохун. – Объяснила бы толком. А то так спешишь, будт

 

о остынут пампушки, которые для тебя наготовили!

– Это рисунки сестры Цися! – крикнула девочка, направляясь к дверям.

Сяохун в сердцах отшвырнула рисунки и принялась искать в ящике кисть. Долго рылась, 

 

но не нашла подходящей – из одних вылезли волосы, другие были до основания стерты.

– Куда же я девала новую кисть? – произнесла она. – Никак не припомню!..

Она с минуту подумала и вдруг радостно засмеялась, вскричав:

– Ах да! Ведь третьего дня ее взяла Инъэр!

И она обратилась к Цзяхуэй:

– Может, сходишь за ней?

– Сходи сама, – ответила девочка. – Я должна отнести коробку сестре Сижэнь, она меня 

 

ждет.