红楼梦第三十回（二）

 Едва сдерживая гнев, Баочай с холодной усмешкой произнесла:

– Может быть, я и похожа на Ян гуйфэй, но, увы, у меня нет брата, которого можно было 

 

бы сравнить с Ян Гочжуном .

Их разговор был прерван появлением служанки Цзинъэр, которая пришла спросить у Бао

 

чай, не видела ли та ее веера.

– Наверняка это барышня Баочай его спрятала! – сказала Цзинъэр. – Отдайте мне веер, до

 

брая барышня!

– Попридержи язык! – прикрикнула на нее Баочай. – Не в моих правилах подшучивать на

 

д людьми. Лучше спроси у девчонок, с которыми ты вечно балуешься и хихикаешь!

Цзинъэр сконфузилась и убежала.

Баоюй, который снова сболтнул лишнее, да еще на людях, окончательно растерялся и, что

 

бы скрыть смущение, принялся болтать с сестрами.

Дайюй радовалась, когда между Баочай и Баоюем началась перепалка, ей и самой очень 

 

хотелось поддеть Баочай, подшутить над ней, но после прихода служанки Дайюй передум

 

ала.

– Сестра Баочай, какую пьесу ты видела?

Баочай, однако, разгадала мысли Дайюй и с улыбкой ответила:

– Пьеса была о том, как Ли Куй обругал Сун Цзяна , а потом просил у него прощения.

– Зачем же пересказывать содержание? Сказала бы лучше, как называется. Неужели забы

 

ла? Ведь ты, сестра, хорошо знаешь и древние, и современные пьесы, – заметил Баоюй. – 

 

А называется она «Ли Куй приходит с повинной головой».

– Ах вот оно что? – насмешливо воскликнула Баочай. – Ну да, ведь вы изучаете древност

 

ь, поэтому вам и известно, что это значит!

Баоюй и Дайюй оба покраснели, и им стало обидно друг за друга.

Фэнцзе ничего не поняла, но, глядя на выражение лиц всех троих, с улыбкой спросила:

– Кто же в такую жару ест неспелый имбирь?

Все удивились:

– Неспелый имбирь? Никто не ел…

– Тогда почему у вас такие лица, будто в рот попало что то горькое? – спросила Фэнцзе, 

 

проведя рукой по щеке.

Баоюй и Дайюй не знали, куда деваться от стыда. Баочай хотела что то сказать, но, замети

 

в, как растерялся Баоюй, промолчала и только улыбнулась. Остальные тоже заулыбались.

После ухода Баочай и Фэнцзе Дайюй обратилась к Баоюю:

– Теперь ты убедился, что есть на свете люди еще более острые на язык, чем я! Я же, по 

 

простоте душевной, всегда стараюсь всем угодить, слова не скажу поперек.

Баоюй, и без того расстроенный язвительностью Баочай, совсем приуныл и, опасаясь, как 

 

бы Дайюй опять не обиделась, ничего не ответил и ушел.

Завтрак давно прошел, Баоюй, заложив руки за спину, слонялся без цели, но нигде не бы

 

ло ни души. Прячась от жары, все отдыхали – и слуги, и господа.

Баоюй зашагал в западном направлении, миновал проходной зал и очутился у двора Фэнц

 

зе. Ворота оказались запертыми, и Баоюй вдруг вспомнил, что в жаркие дни Фэнцзе обыч

 

но отдыхает в полдень, поэтому войти не решился. Он свернул в боковую калитку и напр

 

авился к дому госпожи Ван. Здесь несколько служанок дремали с вышиваньем в руках. 

 

Госпожа Ван спала в комнате на легкой плетеной кровати. Возле нее сидела Цзиньчуань. 

 

Она массировала себе ноги и, сонная, смотрела по сторонам. Баоюй сзади подкрался и де

 

рнул ее за серьги. Цзиньчуань испуганно открыла глаза.

– Устала? – улыбаясь, спросил Баоюй.

Цзиньчуань едва улыбнулась в ответ, знаком велела Баоюю выйти и снова закрыла глаза. 

 

Но уйти Баоюй был не в силах. Он посмотрел на спящую мать, затем вытащил из сумочк

 

и несколько освежающих ароматных лепешек и сунул их в рот Цзиньчуань. Та стала их с

 

осать, но даже глаз не открыла.

Баоюй снова потянул ее за руку и тихонько сказал:

– А что, если я попрошу матушку, чтобы она отдала тебя мне, и мы всегда будем вместе?

Цзиньчуань промолчала.

– Непременно попрошу матушку, как только проснется, – продолжал Баоюй.

Цзиньчуань открыла глаза, отстранилась от Баоюя.

– Зачем торопиться? Неужели не знаешь пословицы: «Упавшая в колодец золотая шпильк

 

а все равно принадлежит тому, кто ее уронил»? Нечего ко мне привязываться, пойди на в

 

осточный двор и возьми к себе Цайюнь, служанку твоего младшего брата Цзя Хуаня.

– Зачем она мне? – улыбнулся Баоюй. – Ведь речь о тебе.

В этот момент госпожа Ван открыла глаза и дала Цзиньчуань пощечину:

– Паршивая тварь! Это вы учите дурному молодых господ!

Баоюй поспешил улизнуть.

Щека у Цзиньчуань горела, но она не осмелилась даже пикнуть. Услышав, что госпожа п

 

роснулась, прибежали служанки.

Госпожа Ван подозвала Юйчуань и сказала:

– Передай матери, пусть забирает домой твою старшую сестру!

Тут Цзиньчуань бросилась на колени и со слезами стала умолять госпожу Ван:

– Я больше не буду! Лучше прикажите меня побить, только не выгоняйте, и я сочту это не

 

бесной милостью. Я десять лет служу вам, госпожа, как же я буду смотреть людям в глаз

 

а, если вы меня прогоните?

Госпожа Ван, добрая по натуре, никогда не била служанок. Но после того, что узнала, не 

 

могла сдержать своего гнева и осталась непреклонной, как ни молила ее Цзиньчуань. Поэ

 

тому пришлось старухе Бай взять дочь домой. Опозоренная, Цзиньчуань ушла. Но об это

 

м речь впереди.

 

А сейчас вернемся к Баоюю. Как только госпожа Ван проснулась, он убежал и вскоре оч

 

утился в саду Роскошных зрелищ. Там тоже никого не было, только нещадно палило сол

 

нце, деревья отбрасывали свою тень на землю да оглушительно трещали цикады. Баоюй м

 

едленно брел по саду и вдруг у решетки роз  услышал не то всхлипывание, не то плач. О

 

н остановился, прислушался: да, за решеткой кто то был.

Надобно сказать, что уже наступил пятый месяц – пора цветения роз. Баоюй осторожно ра

 

здвинул кусты и увидел за решеткой девочку. Она сидела на корточках, что то чертила на 

 

земле головной шпилькой и тихонько плакала.

«Неужели какая нибудь служанка, как в свое время Чернобровка, пришла сюда хоронить 

 

цветы?» – подумал Баоюй.

Постояв немного, он улыбнулся пришедшей в голову мысли:

«Если она действительно вздумала хоронить цветы, то тут можно сказать: „Дун Ши тоже х

 

мурит брови“ ! Это уже слишком!»

Ему хотелось окликнуть девочку и спросить: «Ты почему подражаешь барышне Линь Дай

 

юй?»

Но тут он понял, что девочка эта совсем ему незнакома, что она не служанка, а одна из те

 

х самых двенадцати актрис, которых привезли, еще когда к ним должна была пожаловать 

 

Юаньчунь. Только он не мог вспомнить, какие роли она играла – молодого героя, молодо

 

й героини, воина или комика.

Баоюй уже хотел спросить, но вовремя спохватился и подумал: