红楼梦第三十四回（四）

 – Второй господин велел отнести вам платочки.

Дайюй, несколько разочарованная, подумала: «Что это ему вдруг взбрело в 

 

голову?» И, обращаясь к Цинвэнь, спросила:

– Эти платочки ему прислали в подарок? Они, наверное, очень хорошие? Но мне не 

 

нужны. Пусть отдаст их кому нибудь другому!

– В том то и дело, что платочки старые, домашние, – возразила Цинвэнь.

Дайюй окончательно разочаровалась, но потом вдруг все поняла и сказала:

– Оставь, а сама можешь идти.

По дороге Цинвэнь размышляла, что бы это могло значить, но так и не догадалась.

А Дайюй тем временем думала:

«Баоюй знает, что я тоскую о нем, и это меня радует. Если бы не знал, не посылал б

 

ы платочков – ведь я могла посмеяться над ним! Но неизвестно, пройдет ли когда ни

 

будь моя тоска? И это меня печалит. Неужели он хотел сказать мне о своих чувствах

 

! Боюсь думать об этом! Ведь я целыми днями терзаюсь сомнениями, не верю ему. Д

 

аже стыдно!»

Дайюй быстро поднялась с постели, зажгла лампу, растерла тушь, взяла кисть и на п

 

латочках написала такие стихи:

 

 

Стихотворение первое

 

Наполняются очи слезами,

Тщетно плачу я дни и ночи,

 

Кто причиной слез безутешных?

В чем причина печали большой?

 

Молодой господин от души

Дарит шелковые платочки, –

 

Как же мне состраданьем к нему

Не проникнуться всей душой?

 

 

Стихотворение второе

 

Жемчужинами и нефритом

Сбегают слезы непослушно,

 

Весь день не нахожу я места,

И день, и ночь душа болит,

 

Глаза напрасно утираю

Я рукавами у подушки,

 

Нет, не унять мне эти слезы,

И вот уж плачу я навзрыд…

 

 

Стихотворение третье

 

О, на нить не нанизать

Всех жемчужин слез.

 

С берегов Сянцзян исчез

Жен прекрасных след. 

 

За окном везде бамбук

Высоко возрос,

 

Сохранятся ли следы

Слез моих иль нет?

 

Вдруг Дайюй обдало жаром. Она подошла к зеркалу, отдернула парчовую занавеску 

 

и увидела, что щеки ее порозовели, как цветок персика. Дайюй и не подозревала, чт

 

о это начало смертельной болезни!

Она отошла от зеркала, снова легла в постель. Из головы не шла мысль о платочках.

Но об этом речь впереди.

 

Когда Сижэнь пришла к Баочай, той дома не оказалось, она ушла проведать свою ма

 

ть. Сижэнь сочла неудобным возвращаться с пустыми руками и решила ее дождатьс

 

я. Уже наступил вечер, а Баочай все не возвращалась.

Надобно сказать, что Баочай, хорошо знавшая Сюэ Паня, и сама думала, что это по е

 

го наущению кто то оговорил Баоюя. А после разговора с Сижэнь утвердилась в сво

 

их подозрениях. Но Сижэнь рассказала лишь то, что слышала от Бэймина, а тот, в св

 

ою очередь, просто строил догадки, поскольку точно ничего не знал. История эта, пе

 

редававшаяся из уст в уста, была не чем иным, как выдумкой. Что же до Сюэ Паня, 

 

то подозрения пали на него лишь потому, что он слыл повесой. На сей раз он был ни 

 

при чем.

Возвратившись домой, он поздоровался с матерью и как ни в чем не бывало спроси

 

л Баочай:

– Ты не знаешь, сестра, за что наказали Баоюя?

Тетушка Сюэ очень страдала из за случившегося и, возмущенная вопросом сына, п

 

роцедила сквозь зубы:

– Бессовестный негодяй! Сам все подстроил, а теперь спрашиваешь?

– Я?! Что я подстроил?! – вскипел Сюэ Пань.

– Еще притворяется, будто ничего не знает! – не унималась тетушка. – Все говорят, ч

 

то это дело твоих рук!

– А если скажут, что я убил человека, вы тоже поверите? – вскричал Сюэ Пань.

– Успокойся, – промолвила тетушка Сюэ, – даже твоей сестре это известно! Напрасл

 

ины мы на тебя не станем возводить!

– Не шумите вы, – принялась их урезонивать Баочай, – рано или поздно выяснится, г

 

де черное, где белое!

И она строго обратилась к Сюэ Паню:

– Пусть даже ты во всем виноват, дело прошлое, и нечего кипятиться. Единственное, 

 

о чем тебя прошу, – не пьянствуй и не лезь в чужие дела! Ведь пьешь с кем попало. 

 

До сих пор как то обходилось. Но ведь может случиться несчастье! И тогда все сочт

 

ут виноватым тебя, если даже это неправда! И я тоже! Что тогда говорить о других!

Сюэ Пань отличался несдержанностью и все говорил напрямик. Поэтому в ответ на у

 

преки матери и сестры он заорал, вскочив с места:

– Я зубы выбью тому, кто возвел на меня напраслину! Кому то понадобилось выслу

 

житься перед Цзя Чжэном, и кончилось тем, что Цзя Чжэн избил Баоюя! Но Баоюй н

 

е всевышний! Так почему бы отцу его не поколотить? А тут, видите ли, весь дом вве

 

рх дном. Как то муж моей тетки стукнул Баоюя, так старая госпожа заявила, что это 

 

из за Цзя Чжэня, и отругала его. А сейчас виноватым я оказался… Но мне теперь вс

 

е равно! Убью его, и дело с концом! По крайней мере буду считать, что прожил жиз

 

нь не напрасно!

Он выдернул дверной засов и бросился к выходу.

– Негодяй! – крикнула тетушка, преградив ему путь. – Ты что затеял! Лучше убей сн

 

ачала меня!

Глаза Сюэ Паня от злости стали круглыми, как медные колокольчики.

– Ах, так? – завопил он. – Вздумали мне мешать?! Хотите, чтобы я постоянно враждо

 

вал с Баоюем? Нет, уж лучше всем сразу умереть.

– Ты чего расшумелся? – сказала Баочай, подходя к Сюэ Паню. – Мама и так расстр

 

оена, а ты скандалишь, вместо того чтобы ее успокоить. Да пусть бы даже не мама, а 

 

кто нибудь другой помешал тебе ради твоего же блага, тебе следовало бы вести себя 

 

сдержаннее.

– Опять ты за свое! – не унимался Сюэ Пань. – Ведь сама же все выдумала!

– Нечего обижаться, если дальше собственного носа ничего не видишь! – в сердцах 

 

промолвила Баочай.

– Пусть так! – кричал Сюэ Пань. – Но почему ты не сердишься на Баоюя, который во

 

дит неприличные знакомства? Взять хоть эту историю с Цигуанем. Мы с ним виделис

 

ь раз десять, но никаких излияний с его стороны не было. А вот Баоюю при первой 

 

же встрече Цигуань подарил пояс, даже не зная, кто он такой. Может быть, скажешь, 

 

я выдумал?

– Помолчал бы лучше! – в один голос взволнованно вскричали тетушка и Баочай. – 

 

Ведь за это и наказали Баоюя! Теперь ясно, что именно ты его оклеветал!

– Извести вы меня хотите! – вскипел Сюэ Пань. – Но это бы еще ладно! Больше всег

 

о меня злит, что из за Баоюя весь дом переполошился!

– Кто переполошился? – возмутилась Баочай. – Ведь это ты раскричался, схватил дв

 

ерной засов, а теперь сваливаешь на других!

Что тут было возразить? Сюэ Пань понимал, что сестра права, но решил не сдаваться 

 

и, окончательно выйдя из себя, язвительно заметил:

– Я давно знаю, что у тебя на уме, дорогая сестрица! Мама говорила, что достойной 

 

парой твоему золотому замку может быть только яшма. Яшма есть у Баоюя, потому 

 

ты и лезешь из кожи вон, защищая его!

Услышав это, Баочай растерялась и схватила за руку мать.

– Мама! – крикнула она сквозь слезы. – Вы только послушайте, что он говорит!

Сюэ Пань понял, что совершил оплошность, круто повернулся и убежал в свою ком

 

нату. Там он, ругая себя в душе, повалился на постель. Но об этом мы рассказывать 

 

не станем.

 

Баочай была глубоко оскорблена, к тому же ее возмущало поведение брата. Она не 

 

знала, как быть, расстраивать мать не хотелось, и, глотая слезы, девушка вернулась 

 

к себе. Всю ночь она проплакала.

Утром Баочай наскоро оделась, не стала ни умываться, ни причесываться и поспеши

 

ла к матери. На пути, как назло, ей повстречалась Дайюй, которая в одиночестве лю

 

бовалась цветами.

– Ты куда? – спросила Дайюй.

– Домой, – ответила Баочай и, не останавливаясь, пошла дальше.

Дайюй заметила, что Баочай чем то опечалена, глаза ее заплаканы и держится она не 

 

так, как обычно.

– Поберегла бы здоровье, сестра! – смеясь, крикнула ей вслед Дайюй. – Даже двум

 

я кувшинами твоих слез его не вылечить от побоев!

Если хотите узнать, что произошло дальше, прочтите следующую главу.