红楼梦第三十七回（三）

 – Давайте это сделаем прямо сейчас, – сказала Таньчунь. – Ты задашь тему для стих

 

ов, Властительница острова Водяных каштанов задаст рифмы, а Обитательница павил

 

ьона Благоухающего лотоса будет следить за порядком.

– А по моему, несправедливо, чтобы задавал тему и рифмы кто нибудь один, – замет

 

ила Инчунь. – Лучше всего тянуть жребий.

– По дороге сюда я видела, как в сад принесли два горшка с очень красивой белой 

 

бегонией, – сказала Ли Вань. – Почему бы нам не сочинить о ней стихи?

– Так ведь ее никто не видел! – запротестовала Инчунь.

– Все знают, какая она, белая бегония, – возразила Баочай. – Зачем же на нее смотре

 

ть? Древние слагали стихи в минуты вдохновения и не всегда писали о том, что виде

 

ли в данный момент. Иначе у нас не было бы так много замечательных стихов.

– В таком случае я задам рифмы, – уступила Инчунь.

Она взяла с полки томик стихов, раскрыла наугад, показала всем четверостишие с с

 

емисловной строкой и заявила, что все должны писать такие стихи. Затем она обрати

 

лась к одной из служанок:

– Назови первое пришедшее тебе в голову слово.

Девушка стояла, прислонившись к дверям, и не задумываясь выпалила: «У дверей».

– Итак, первое понятие – «дверь», – сказала Инчунь. – Оно по своему звучанию попа

 

дает в тринадцатый раздел. В наших стихах дверь должна быть упомянута в первой с

 

троке.

Она потребовала шкатулку с карточками рифм, извлекла из нее тринадцатый ящичек

 

…

– Попались слова, которые очень трудно сочетаются, – заметил Баоюй.

Тем временем Шишу приготовила четыре кисти и четыре листа бумаги и подала каж

 

дому. Все стали сочинять стихи, одна лишь Дайюй как ни в чем не бывало играла ли

 

стьями утуна, любовалась осенним пейзажем и шутила со служанками.

Одной из служанок Таньчунь приказала возжечь благовонную палочку «аромат слад

 

остного сна». Эта палочка, длиной в три цуня и толщиной с обыкновенный фитиль, с

 

горала довольно быстро, и за это время нужно было написать стихотворение; кто не 

 

успеет, того штрафуют.

Таньчунь сочинила первая, записала, подправила и передала Инчунь.

– Царевна Душистых трав, у тебя готово? – спросила она у Баочай.

– Готово то готово, но, кажется, плохо получилось, – откликнулась та.

Баоюй, заложив руки за спину, медленно прохаживался по террасе. Вдруг он обрати

 

лся к Дайюй:

– Слышала? У них уже готово!

– Обо мне не беспокойся, – отозвалась Дайюй.

Баоюй заметил, что Баочай успела начисто переписать свои стихи, и воскликнул:

– Вот беда! От благовонной палочки остался всего цунь, а у меня лишь четыре строк

 

и!

И он снова обратился к Дайюй:

– Палочка вот вот истлеет! Поторопись!

Дайюй пропустила его слова мимо ушей.

– Ладно, не буду тебя ждать, – сказал наконец Баоюй. – Надо записать, посмотрю, чт

 

о получилось.

Он подошел к столу, взял кисть и принялся писать.

– Приступаем к чтению! – объявила Ли Вань. – Кто не успел, кончайте, не то оштраф

 

уем.

– Крестьянка из деревушки Благоухающего риса не умеет писать стихов, зато она хо

 

рошо их читает, – заметил Баоюй, – к тому же она самая справедливая из нас, поэто

 

му давайте договоримся принимать все ее замечания.

Девушки закивали в знак согласия.

Первыми Ли Вань прочла стихи Таньчунь.

 

Воспеваю белую бегонию

 

Тяжелая, захлопнутая дверь.

Холодная трава, вечерний луч погас.

 

У лестницы дворца зеленым мхом

Бока покрыты в ряд стоящих ваз.

 

Что есть нефрит? Чистейшая душа.

Нет ничего прозрачнее нефрита.

 

А снег – что это?  Это феи лик,

У ней, растаяв, вся душа открыта.

 

А сердца аромат? Пылинка в пустоте.

А гордость, красота? Им сила не дана…

 

…Уж в третьей страже ночь. Причудливая тень.

Бегония цветет, и светит ей луна…

 

Не надо говорить, что может вознестись

Святая в скромном белом одеянье, –

 

О том она поет, как луч вечерний гас

И как потухло дня последнее сиянье.

 

Стихи Таньчунь всем очень понравились, и Ли Вань стала читать написанное Баочай.

 

Как будто за закрытыми дверями

Сокровища хранишь и аромат.

 

Возьму кувшин, чтобы наполнить вазу

Живительною влагой до краев.

 

Тень осени я со ступеней смою, –

Тебя румяна, пудра не прельстят.

 

Твоя душа как из росинок слита,

Ты – холодность, ты – белизна снегов…

 

Ты – бледность. Но таинственная бледность,

Что не бывает у других цветов.

 

Да, ты грустна, но грусть твоя такая,

Которая не затемнит нефрит.

 

Пусть Чистоту наш Белый император 

Приемлет в дар как лучший из даров!

 

…Прелестна и печальна ты, как солнце,

Что на закате грустный свет струит.

 

– Ведь и вправду Царевна Душистых трав! – воскликнула Ли Вань и взяла стихотвор

 

ение Баоюя.

 

Окрасила ласково двери

Осенняя бледность и свежесть,

 

Встряхнулась седьмая из веток ,

И вазу наполнила снежность.

 

Тай чжэнь из бассейна выходит…

А ты – ее тень ледяная.

 

Душа твоя, словно у Си цзы,

Трепещет, нефритом сияя.

 

Нет, ветер под утро не сдунул

Печали столикой и тяжкой,

 

Следы твоих слез безутешных

Дождь, видно, умножил вчерашний,

 

И я, опершись на перила,

Предчувствием смутным объятый,

 

И звуки валька различаю

И флейту в минуты заката…

 

– Лучше всех сочинила Таньчунь! – заявил Баоюй, когда Ли Вань кончила читать. О

 

днако Ли Вань отдала предпочтение Баочай.

– Стихи сестры Баочай самые выразительные, – сказала она и стала торопить Дайюй.

– Разве все уже окончили? – спросила Дайюй.

– Все.