红楼梦第三十七回（四）

 Дайюй взяла кисть, единым духом написала стихотворение и бросила на стол. Ли Ва

 

нь принялась читать:

 

Сянцзянский полог  не задернут,

Проход в двери полуоткрыт,

Разбитый лед – земле убранство,

А вазу красит лишь нефрит.

 

Едва Ли Вань закончила, как Баоюй не выдержал и стал громко выражать свое восх

 

ищение:

– И как только она сумела так придумать!

Ли Вань продолжала:

 

Возьму тайком бутончик груши, –

Бегонии в ней белой – треть,

Зато в душе у дикой сливы

Возможно всю ее узреть! 

 

– Сколько глубокого чувства в этих строках! – закричали все. – Замечательно!

 

Святыми лунных дебрей, видно,

Рукав твой белый был расшит,

Ты – дева грустная в покоях,

Что, вся в слезах, одна скорбит…

 

Нежна, застенчива… Кому же

Хотя бы слово скажешь вслух?

Ты к западным ветрам склонилась .

Уж скоро ночь. Закат потух.

 

– Это стихотворение самое лучшее! – в один голос заявили все.

– Если говорить об утонченности и оригинальности, не возражаю, – сказала Ли Вань

 

, – что же касается глубины мысли, оно несомненно уступает стихотворению Царевн

 

ы Душистых трав.

– Суждение вполне справедливое, – согласилась Таньчунь. – Фее реки Сяосян прис

 

уждается второе место.

– Самое неудачное – это стихотворение Княжича, Наслаждающегося пурпуром, – зая

 

вила Ли Вань. – Вы согласны?

– Ты совершенно права, – подтвердил Баоюй. – Стихи мои никуда не годятся. А вот 

 

стихи Царевны Душистых трав и Феи реки Сяосян следовало бы еще раз обсудить.

– Не вмешивайся, будет так, как я решила, – оборвала его Ли Вань, – а если еще кто 

 

нибудь об этом заведет разговор, оштрафуем.

Баоюю ничего не оставалось, как замолчать.

– Собираться будем второго и шестнадцатого числа каждого месяца, – продолжала 

 

Ли Вань. – Задавать темы и рифмы позвольте мне. Можно устраивать и дополнительн

 

ые собрания, хоть каждый день, если на кого нибудь вдруг снизойдет вдохновение, я 

 

возражать не стану. Но второго и шестнадцатого все должны непременно являться.

– А название какое будет у общества? – спохватившись, спросил Баоюй.

– Слишком простое – неоригинально, – заметила Таньчунь, – слишком вычурное то

 

же нехорошо. Лучше всего назвать его «Бегония». Ведь именно о ней наши первые 

 

стихи! Быть может, название несколько примитивно, зато соответствует действительн

 

ости.

Никто не стал возражать. Поболтав еще немного, они выпили вина, полакомились фр

 

уктами и разошлись кто домой, кто к матушке Цзя и госпоже Ван. Но об этом мы ра

 

ссказывать не будем.

А сейчас вернемся к Сижэнь. Она никак не могла догадаться, что за письмо получил 

 

Баоюй и куда ушел вместе с Цуймо. Вдобавок появились женщины с двумя горшка

 

ми бегонии. Сижэнь еще больше изумилась, стала расспрашивать, откуда цветы, и е

 

й рассказали.

Сижэнь велела оставить цветы, попросила подождать в передней, а сама пошла во вн

 

утренние покои. Там она отвесила шесть цяней серебра, взяла три сотни медных мон

 

ет и, когда вернулась, вручила все женщинам, наказав:

– Серебро отдайте слугам, которые принесли цветы, а медные монеты возьмите себе 

 

на вино.

Те встали и, улыбаясь, поблагодарили Сижэнь, но деньги взяли лишь после настояте

 

льных уговоров.

– Дежурят ли у ворот вместе с вами мальчишки? – спросила Сижэнь.

– Дежурят, их четверо, – ответила одна из женщин. – Это на случай, если кто нибудь 

 

из них понадобится господам. Может быть, у вас будут какие нибудь приказания, ба

 

рышня? Скажите, мы передадим слугам.

– У меня? Приказания? – улыбнулась Сижэнь. – Тут второй господин Баоюй хотел п

 

ослать подарки барышне Ши Сянъюнь. Так что вы пришли кстати. Передайте слугам, 

 

чтобы наняли коляску, и возвращайтесь за деньгами. Только сюда слуг не присылай

 

те – незачем.

– Слушаемся! – почтительно ответили женщины и удалились.

Сижэнь вернулась в комнату и хотела сложить на блюдо подарки для Сянъюнь, но ка

 

ково же было ее удивление, когда она увидела, что блюдо исчезло.

– Вы не знаете, куда подевалось агатовое блюдо? – спросила Сижэнь у служанок, за

 

нятых вышиваньем.

Служанки изумленно переглянулись.

– Кажется, на нем отнесли плоды личжи третьей барышне Таньчунь, – промолвила н

 

аконец после длительного молчания Цинвэнь, – не знаю только, где оно сейчас.

– Разве мало в доме всевозможных блюд, – недовольным тоном заметила Сижэнь, – 

 

зачем было брать именно это?!

– Я тоже так говорила, – сказала Цинвэнь, – но уж очень красиво выглядели на этом 

 

блюде сложенные горкой личжи. Третьей барышне, видимо, так понравилось, что он

 

а вместе с фруктами оставила у себя и блюдо. Поэтому нечего беспокоиться! Кстати, 

 

две вазы, которые взяли недавно, тоже еще не принесли! Они стояли вон там, наверх

 

у.