红楼梦第三十八回（四）

 Сон о хризантеме

 

В разгаре осени хмельна по эту сторону ограды

И, как у осени, чиста моя душа и холодна,

 

Луна и облако плывут, не отрываясь друг от друга,

И одинаково светлы то облако и та луна.

 

Пред сном Чжуан цзы, в коем он кружился бабочкою пестрой, 

Я не предамся слепоте, хоть и на небо вознесусь.

 

Но, думой в прошлое уйдя, ищу и ныне Тао Цяня,

И полагаю: он со мной вошел бы в искренний союз,

 

Я в сон едва лишь погружусь – и снова, снова устремляюсь

К тем вольным гусям в небесах, которых в край иной влечет,

 

И вздрогну вдруг, придя в себя, – и вновь доносится до слуха:

Стрекочет в тишине ночной неумолкающий сверчок.

 

Вот сон развеян… А без грез в душе моей опять досада,

И груз тяжелых тайных дум – их высказать бы, да кому?

 

…Трава зачахла, и мороз над нашим садом стелет дымку,

И нет границ разливам чувств, привычных сердцу моему!

 

Фея реки Сяосян

 

 

Увядшая хризантема

 

Роса застыла, превратившись в иней,

Обвисли стебли, стройные дотоле,

 

При Малом снеге проводы устроим,

Прощальный пир, обильное застолье!

 

И золото со временем тускнеет, –

Но все ж благоухаешь ты покуда…

 

Увы, на стеблях не хватает листьев,

Рассеял ветер гроздья изумруда…

 

Пал свет луны на половину ложа,

Пронзительно опять сверчок стрекочет,

 

На десять тысяч ли – мороз и тучи,

А караван гусей спешить не хочет.

 

Ну, что же, осень? До свиданья, осень!

Прощаемся до будущего года!

 

Пока же разомкнем рукопожатье, –

Грустить не будем даже в непогоду!

 

Гостья из под банана

 

Слушая стихи, все дружно выражали свое восхищение и обменивались мнениями. Л

 

и Вань сказала:

– Позвольте мне рассудить по справедливости. Каждое стихотворение по своему хор

 

ошо. Но первое место я присуждаю стихотворению «Воспеваю хризантему», второе 

 

– «Вопрошаю хризантему», третье – «Сон о хризантеме». Темы для стихов были не т

 

радиционные, и лучше всех с ними справилась Фея реки Сяосян – ее стихотворение 

 

отличается новизной и свежестью мысли. Остальные стихи можно расположить в сл

 

едующем порядке: «Прикалываю к волосам хризантему», «Любуюсь хризантемой», 

 

«Застолье с хризантемами» и, наконец, «Вспоминаю хризантему».

– Правильно, верно! – воскликнул Баоюй, захлопав в ладоши. – Совершенно справе

 

дливо!

– Но в моих стихах недостает изящества, – возразила Дайюй.

– Все равно они хороши, – заметила Ли Вань, – без нагромождений и шероховатосте

 

й.

– А по моему, стихотворение, в котором есть строка «Припомнилась мне та прогулка 

 

в вечерний, предзакатный час», – самое хорошее, – настаивала Дайюй. – Эта строка 

 

своего рода фон всей картины. Прекрасны также строки: «Мне не до книг, я их отбр

 

ошу – лишь суета мирская в них. Я вижу только эти ветки со всей осенней их красо

 

й». В них все сказано о хризантеме на столе. Автор мысленно возвращается к тому в

 

ремени, когда хризантема еще не была сорвана. В этом заключен глубокий смысл!

– А строка из твоего стихотворения «А потом, аромат своих слов не тая, я послушать 

 

луну попрошу» – выше всякой похвалы! – воскликнула Ли Вань.

– Да, на сей раз Царевна Душистых трав проиграла, – заметила Таньчунь. – Такие ст

 

роки, как «За оградою пусто, старый сад наш дряхлеет…» и «А мечта, как и прежде, 

 

неизменна, светла», звучат красиво, но никаких чувств не вызывают.

– А у тебя строки «На волосах роса трех троп садовых, а на висках – приятный холо

 

док» и «Когда б цветком украсили дерюгу, дерюга стала б как осенний шелк» тоже 

 

не раскрывают темы «Прикалываю к волосам хризантему», – улыбнулась Баочай.

– «Скажи, – я услышала, – кто затаенно, сей мир презирая, растет?» и «Кто, как и др

 

угие цветы, раскрываясь, все медлит, все ищет и ждет?» – добавила Сянъюнь, – это 

 

вопросы, на которые можно не отвечать, так как все ясно без слов.

– Но в строках «На колени ладонь опускаю» и «Не покрыв головы, я мечтаю» выраж

 

ена тоска от предчувствия разлуки с хризантемой, – улыбнулась Ли Вань. – Знай об 

 

этом хризантема, она ужаснулась бы твоей назойливости!

Все рассмеялись.

– А я опять провалился! – с улыбкой произнес Баоюй. – Неужели мои выражения «В 

 

чьем доме всходы породило семя?», «Ищу, ищу: где он, цветок осенний?», «Ушел я 

 

бодрым шагом далеко» и «И все ж не отразило пылких чувств холодное мое стихотв

 

оренье» совершенно не относятся к слову «ищу»? Неужели слова «Вчерашней ночь

 

ю совсем нежданно дождь припустил вдруг и жизнь им дал» и «Сегодня утром – ещ

 

е был иней» ничего не напоминают о слове «сажаю»? Можно досадовать лишь на то, 

 

что их нельзя сравнить с такими выражениями, как «Аромат своих слов не тая, я пос

 

лушать луну попрошу», «Холод чист и душист. Я читаю стихи. На колени ладонь оп

 

ускаю», «На висках… холодок», «Когда б цветком украсили дерюгу…». Но ничего, 

 

– добавил он, – завтра я ничем не занят и сочиню заново все двенадцать стихотворен

 

ий.

– Твои стихи не так уж плохи, – поспешила его успокоить Ли Вань, – в них только м

 

ало новизны и оригинальности.

Обменявшись впечатлениями, все захотели еще крабов и сели за стол.

– Вот я держу в руке клешню краба и любуюсь коричными цветами, – сказал Баоюй, 

 

поднявшись с места. – Это тоже тема для стихов. И я уже сочинил одно. Кто еще хо

 

чет?

Он вымыл руки, взял кисть и записал:

 

Я взял клешню и беспредельно рад

Сидеть в густой тени дерев коричных,

 

Налил я уксус и теперь толку

Имбирь в порыве страсти необычной…

 

Как внук царька – прожорлив, и к тому ж

Вином еду я запивать желаю,

 

Как самодур чиновник, я к еде

Пристрастье постоянное питаю!

 

Набит живот, – как будто коркой льда

Покрылся он, а я в самозабвенье,

 

И пропитались жижею мясной

Все пальцы – бесполезно омовенье!

 

Чего стыдиться? В мире нет таких,

Кто б к насыщению не устремлялся,

 

И даже Су Дунпо – святой поэт  –

Быть лакомкой великим не стеснялся!

 

– Таких стихов можно сочинить хоть целую сотню! – засмеялась Дайюй.

– Просто у тебя способностей не хватает, вот ты и выискиваешь недостатки у других, 

 

вместо того чтобы самой взять да сочинить! – с улыбкой заметил Баоюй.

Дайюй ничего не ответила, запрокинула голову, тихо продекламировала сочиненное 

 

стихотворение, схватила кисть и записала:

 

Внушительны на вид и после смерти

У краба копья и стальные латы,

 

Горою возлежат на блюдах яства,

Любой отведать их скорее рад.

 

Под панцирем нефритовое мясо –

Оно на блюдах выглядит богато,

 

Жирок за твердой коркой красноватый –

Что ни кусочек – свежесть! аромат!

 

Пусть много мяса, – я предпочитаю

Клешней восьмерку – сочных и отменных,

 

Но кто меня уговорить сумел бы

Всю тысячу бокалов выпить враз?

 

Как праздничны передо мною яства!

Я ими угощусь самозабвенно.

 

Чист ветер. В белом инее коричник.

Не оторву от хризантемы глаз!

 

Баоюй прочел и выразил свое восхищение, но Дайюй изорвала листок со стихотворе

 

нием и приказала служанкам сжечь, сказав:

– Мои стихи хуже твоих, пусть их бросят в огонь. А стихотворение о крабе ты сохра

 

ни, оно лучше стихов о хризантеме!

– Я тоже сочинила стихотворение, – сказала Баочай. – Не знаю только, хорошо ли п

 

олучилось. Запишу шутки ради.

 

Утуны тенисты, коричник ветвист.

Вино там отменное пьют.

 

В Чанъани лишь вспомнят, что скоро Чунъян, –

И слюнки заране текут…

 

Как много дорог пред глазами! Увы,

Нет стройности в них никакой!

 

От черного желтое не отделить,

И осень смешалась с весной!

 

Последние строки вызвали восхищенные возгласы:

– Прекрасно! Замечательно!

– Ловко же она нас поддела! – вскричал Баоюй. – Пожалуй, и мои стихи надо сжечь

 

!

Стали читать дальше:

 

Добавь хризантему к вину,

Коль привкус у пищи дурной.

 

А приторна – так положи

Имбирь – он чуть чуть горьковат.

 

Пусть падают крабы в котел.

Смысл этого действа какой?

 

Над берегом в небе луна.

У проса душист аромат.

 

– Вот это настоящий гимн крабам, – заявили все дружно, дочитав до конца. – Оказы

 

вается, даже незначительной теме можно придать глубокий смысл! Только некоторы

 

е строки довольно едкие и кое кого задевают.

В это время в саду появилась Пинъэр. Если хотите узнать, зачем она пришла, прочти

 

те следующую главу.