- Что мы сделаем с теми предателями родного края, которые шли грабить наши курени и уничтожать казачество?
Февралев, старик старообрядец Милютинской станицы, вскочил, как подкинутый пружиной.
- Расстрелять! Всех! - Он по-оглашенному затряс головой; оглядывая всех изуверским косящим взглядом, давясь слюной, закричал: - Нету им, христопродавцам, милости! Жиды какие из них есть - убить!.. Убить!.. Распять их!.. В огне их!..
Редкая волокнистая бороденка его тряслась, седые с красной подпалиной волосы растрепались. Он сел, задыхаясь, кирпично-бурый, мокрогубый.
- На поселение отправить. Али нет?.. - нерешительно предложил один из членов суда, Дьяченко.
- Пострелять!
- К смертной казни!
- Поддерживаю ихнее мнение!
- Казнить всех при народе!
- Сорную траву из поля вон!
- К смерти их!
- Расстрелять, конечно! О чем еще говорить? - возмутился Спиридонов.
С каждым выкриком углы рта есаула Попова, грубея в очертаниях, утрачивая недавнее добродушие сытого, довольного собой и окружающим человека, сползали вниз, каменели черствыми извивами.
- Расстрелять!.. Пиши!.. - приказал он секретарю, заглядывая ему через плечо.
- А Подтелкова с Кривошлыковым... врагов этих - тоже расстрелять?.. Мало им! - запальчиво крикнул плотный престарелый казак, сидевший у окна, неустанно подкручивавший фитиль угасавшей лампы.
- Их, как главарей, - повесить! - коротко ответил Попов и повторил, обращаясь к секретарю: - Пиши: "Постановление. Мы, нижеподписавшиеся..."
Секретарь - тоже Попов, дальний родственник есаула, склонив белобрысую, гладко причесанную голову, заскрипел пером.
- Гасу, должно, не хватит... - вздохнул кто-то сожалеюще.
Лампа помигивала. Фитиль чадил. В тишине звенела запаутиненная на потолке муха, скребло бумагу перо, да кто-то из членов суда сапно и тяжело дышал.