钢铁是怎样炼成的第二部第三节（二十一）

    Теперь Корчагин знал, с кем он имеет дело. Один из активнейших комсомольцев района, Волынцев, как видно, совсем не обращал внимания на свою сестру, и она росла серенькой мещаночкой. В последний год стала посещать вечеринки у своих подруг с поцелуями до одурения. Корчагина она несколько раз видела у брата.
   Сейчас Мура почувствовала, что сосед не одобряет ее поведения, и, когда ее позвали «кормить голубей», она, уловив кривую усмешку Корчагина, наотрез отказалась.
   Посидели еще несколько минут. Мура рассказывала о себе. К ним подошла Зеленова:
 —Принести баян, ты сыграешь? – И, плутовато щуря глаза, смотрела на Муру. – Что, познакомились?
   Павел усадил Катюшу рядом и, пользуясь тем, что кругом смеялись и кричали, сказал ей:
 —Играть не буду, мы с Мурой сейчас уйдем отсюда.
 —Ого! Заело, значит? – многозначительно протянула Зеленова.
 —Да, заело. Ты скажи, кроме нас с тобой, здесь еще комсомольцы есть? Или только мы с тобой в «голубятники» зашились?
   Катюша примиряюще сообщила:
 —Уже бросили чудить, сейчас потанцуем.
   Корчагин поднялся:
 —Ладно, танцуй, старуха, а мы с Волынцевой все-таки уйдем.
   Однажды вечером Борхарт зашла к Окуневу. В комнате сидел один Корчагин.
 —Ты очень занят, Павел? Хочешь, пойдем на пленум горсовета? Вдвоем нам будет веселее идти, а возвращаться придется поздно.
   Корчагин быстро собрался. Над его кроватью висел маузер, он был слишком тяжел. Из стола он вынул браунинг Окунева и положил в карман. Оставил записку Окуневу. Ключ спрятал в условленном месте. В театре встретили Панкратова и Ольгу. Сидели все вместе, в перерывах гуляли по площади. Заседание, как и ожидала Анна, затянулось до поздней ночи.
 —Может, пойдем ко мне спать? Поздно уже, а идти далеко, – предложила Юренева.
 —Нет, мы уж с ним договорились, – отказалась Анна.
   Панкратов и Ольга направились вниз по проспекту, а соломенцы пошли в гору.
   Ночь была душная, темная. Город спал. По тихим улицам расходились в разные стороны участники пленума. Их шаги и голоса постепенно, затихали. Павел и Анна быстро уходили от центральных улиц. На пустом рынке их остановил патруль. Проверив документы, пропустил. Пересекли бульвар и вышли на неосвещенную, безлюдную улицу, проложенную через пустырь. Свернули влево и пошли по шоссе, параллельно центральным дорожным складам. Это были длинные бетонные здания, мрачные и угрюмые. Анну невольно охватило беспокойство. Она пытливо всматривалась в темноту, отрывисто и невпопад отвечала Корчагину. Когда подозрительная тень оказалась всего лишь телеграфным столбом Борхарт рассмеялась и рассказала Корчагину о своем состоянии. Взяла его под руку и, прильнув плечом к его плечу, успокоилась.
 —Мне двадцать третий год, а неврастения, как у старушки. Ты можешь принять меня за трусиху. Это будет неверно. Но сегодня у меня особенно напряженное состояние. Вот сейчас, когда я чувствую тебя рядом, исчезает тревога, и мне даже неловко за все эти опаски.