西游记俄文版第二章第三十六节1.4

 Вдоль стен они слонялись от безделья,

Камнями разбивали черепицу

И, сняв ворота, путь перекрывали,

Чтоб грабежом удобней поживиться.

Из стен они выдергивали гвозди,

Зимой, ломая двери и решетки,

Их для костров своих они рубили,

Хоругви наши рвали на обмотки.

Елей в коптилки лили из лампады,

И, выменяв на редьку благовонья,

Они азартным играм предавались,

Воруя и с похмелья и спросонья!

 

Выслушав все это, Трипитака с горечью подумал:   И монахи, оказывается, бывают беспутными!  

Ему хотелось плакать, но, боясь, как бы над ним не посмеялись, он потихоньку вытер слезы рукавом и, пересилив себя, поспешил покинуть монастырь и вернуться к своим ученикам. Увидев, что учитель едва сдерживает гнев и раздражение, Сунь У  кун спросил:

–  Уж не побили ли вас здешние монахи, учитель  

–  Нет, не побили,  – отвечал Трипитака.

–  Определенно побили,  – вмешался Чжу Ба  цзе.  – Ведь вы вот  вот заплачете.

–  Может быть, они бранили вас    – снова спросил Сунь У  кун.

–  Не бранили,  – отвечал Трипитака.

–  Почему же у вас такой расстроенный вид    – продолжал Сунь У  кун.  – Уж не соскучились ли вы по родине  

–  Ученики мои,  – вместо ответа сказал Трипитака,  – нам здесь будет неудобно.

–  Наверное, здесь живут даосы    – рассмеялся Сунь У  кун.

–  Даосы живут в монастырях, именуемых   гуань  ,  – сердито отвечал Трипитака,  – а в монастырях под названием   сы   живут только буддийские монахи.

–  Вы, наверное, не смогли ничего добиться,  – сказал Сунь У  кун.  – Ведь буддийские монахи одной с нами веры. Недаром говорится:   В буддийской общине все связаны друг с другом  . Вы пока побудьте здесь, а я схожу в монастырь и посмотрю, что там делается.

С этими словами наш прекрасный Сунь У  кун потрогал свой посох с золотыми обручами, подтянул штаны и, держа посох наготове, направился прямо в храм Будды. Здесь, тыча пальцем в изображения трех будд, он громко сказал:

–  Ведь вы всего  навсего глиняные фигуры, позолоченные сверху. Как же вы смеете не отвечать на обращенную к вам просьбу   Я – Сунь У  кун – сопровождаю Великого Танского монаха. Он идет на Запад поклониться Будде и попросить у него священные книги. Сейчас время позднее, и мы пришли к вам попроситься на ночлег. Немедленно извольте доложить мне ваши имена. Смотрите! Если вздумаете отказать нам в ночлеге, я одним ударом раздроблю ваши позолоченные тела и превращу вас снова в глину.

В этот момент в храм пришел служитель, чтобы возжечь вечерние благовония. Зажигая курительные свечи, он подошел к статуям и воткнул свечи в курильницу. Но тут до него донеслись угрозы Сунь У  куна. От страха служитель рухнул наземь, затем, поднявшись, взглянул на Сунь У  куна, но в ту же минуту снова упал. После этого он вскочил, мигом выкатился из храма и вбежал в келью настоятеля:

–  Почтенный отец! Там пришел какой  то монах!

–  Ну и бестолковые вы все!  – рассердился настоятель.  – Мало вас били! Ведь я сказал, чтобы этих монахов устроили под верандой, чего же ты опять лезешь ко мне   Если еще раз явишься, я велю всыпать тебе двадцать палок!

–  Почтенный отец,  – продолжал служитель,  – это совсем другой монах, не тот, что был у вас. У него очень свирепый вид и нет спинного хребта.

–  А каков он из себя    – заинтересовался настоятель.

–  У него круглые глаза, острые уши,  – сказал служитель.  – А лицо его покрыто волосами, он напоминает бога Грома. В руках у него посох; от злости он скрежещет зубами. Сразу видно, что у него руки чешутся и он ищет повода, что  бы подраться.

–  Пойду посмотрю, что за монах,  – сказал настоятель.

Не успел он открыть дверь, как тотчас же увидел стремительно приближавшегося к нему Сунь У  куна. Он действительно был безобразен. Все лицо его было не то в буграх, не то во впадинах. Огненные глаза сверкали, лоб склонился как бы в поклоне. Безобразные зубы выдавались вперед и напоминали клешни краба, у которого наружу торчат только кости, а мясо находится внутри.

Увидев Сунь У  куна, настоятель быстро захлопнул дверь своей кельи. Однако Сунь У  кун высадил ее одним ударом и заорал:

–  Немедленно подмести и приготовить мне помещение в тысячу цзяней. Я буду здесь ночевать!

Укрывшись во внутреннем помещении, настоятель шепнул служителю:

–  Откуда только взялся такой урод   Он и ведет себя так заносчиво для того, чтобы как  то прикрыть свое уродство, У нас здесь всех помещений, вместе с кельями, храмами, башней под колоколами и барабанами и обеими террасами будет не больше трехсот цзяней. А ему для спанья, видите ли, необходимо тысячу цзяней. Где же это мы возьмем их