西游记俄文版第三章第五十九节1.5

 Ревностный страж безмятежной обители сна.

Дремлют лианы цепкие,

Свив свои стебли крепкие,

Переплетясь в жгуты,

В яркой одежде шелковой,

Алые, синие, желтые,

Белые – спят цветы.

Тучке залетной невесело в небе одной –

Вот она скрылась за дальнею горной грядой.

 

Сунь У   кун подошел к воротам и стал звать:

–   Эй, старший брат мой, Нюмо   ван! Отвори! Отвори!

Ворота со скрипом распахнулись, и навстречу ему вышла растрепанная девица с корзиной для цветов в руках. На плече она держала заступ. С виду она казалась простой, скромной работницей, без всяких затей и кокетства, лицо ее дышало добротою.

Сунь У   кун подошел к ней, сложил руки ладонями вместе и сказал:

–   Девушка! Потревожу тебя просьбой доложить обо мне твоей хозяйке. Я монах, идущий за священными книгами. По дороге на Запад нам попалась Огнедышащая гора, через которую невозможно перейти. Явился я сюда лишь за тем, чтобы одолжить у царицы ее волшебный веер из бананового листа.

–   А ты из какого монастыря,   – спросила девица.   – И как зовут тебя    Ведь я не знаю даже, как доложить.

–   Я иду из восточных земель,   – отвечал ей Великий Мудрец,   – а имя мое Сунь У   кун.

Девица вошла в ворота и углубилась в пещеру. Там она встала на колени перед повелительницей Лоча и обратилась к ней:

–   О повелительница! У ворот пещеры стоит какой   то странник из восточных земель, который назвал себя монахом Сунь У   куном. Он хочет повидать тебя и попросить твой волшебный веер из листа банана, чтобы перейти через Огнедышащую гору.

Услышав имя Сунь У   куна, Лоча вспыхнула, словно порох, брошенный в пламя, или масло, подлитое в огонь. Лицо ее покрылось красными пятнами, а сердце чуть не лопнуло от ярости.

–   Мерзкая обезьяна! И какая наглая! Посмела явиться сюда! Эй! служанки!   – приказала Лоча,   – подайте мне мои доспехи и оружие!

Она быстро облачилась, взяла в обе руки обоюдоострый булатный меч и выбежала за ворота.

Сунь У   кун успел шмыгнуть в сторону и, притаившись, украдкой разглядывал, какова из себя Лоча и во что одета. Что же он увидел   

 

Цветным платком повязана головка,

Халат, расшитый облачным узором,

Прекрасным видом привлекает взоры,

Чудесный стан охватывая ловко;

А пояс у нее – из жил тигровых,

Каменьями отделанный богато,

Малютки ножки в туфлях трехвершковых

Видны из   под парчового халата,

Из   под лазоревой блестящей юбки;

Носки у них, что клювик у голубки!

И наколенники ее на славу:

Блестят на солнце золотом червонным,

Расходятся налево и направо,

Как бы усы колючие дракона.

В руках она булатный меч держала,

И гневно звонким голосом кричала.

Был злобный лик ее ничуть не лучше,

Чем у колдуньи, на луне живущей.

 

Расхаживая за воротами, Лоча громко кричала:

–   Где Сунь У   кун   

Сунь У   кун вышел к ней, поклонился в пояс и сказал:

–   Золовушка! Я здесь! Почтительно кланяюсь тебе! Сплюнув от злости, Лоча заорала:

–   Какая я тебе золовушка   ! Нужны мне твои поклоны, негодяй этакий.

Сунь У   кун спокойно отвечал ей:

–   Нюмо   ван когда   то побратался со мною и признал себя моим седьмым братом. Недавно я узнал, что ты изволила выйти за него замуж. Как же мне иначе величать тебя, как не золовушкой   

–   Негодная ты обезьяна!   – продолжала браниться Лоча.   – Если ты побратался с мужем, то как же посмел погубить моего любимого сына   

Сунь У   кун притворно спросил:

–   А кто твой сын   

–   Моего сына зовут Красный младенец, он великий князь, Просвещенный младенец Ин, рожденный в пещере Огненных облаков, у горного потока Высохшей сосны, стекающего с горы Воплей. Это ведь ты погубил его. Мы с мужем никак не могли найти тебя и отомстить за сына, а теперь ты сам явился на свою погибель. Неужели ты думаешь, что я пощажу тебя   !

Расплывшись в самой любезной улыбке, Сунь У   кун отвечал ей:

–   Милая золовушка! Ты не разобралась в этом деле и незаслуженно сетуешь на меня, старого Сунь У   куна! Твой сынок схватил было праведного монаха, моего наставника, и собирался не то сварить, не то изжарить его. Но, к счастью, бодисатва Гуань   инь спасла его от беды, а сына твоего забрала к себе. Он и сейчас находится у нее в услужении – зовется отроком Шаньцай, получил откровение в праведном учении Будды, никогда не познает мук рождения и смерти, не будет ни грязным, ни чистым, жизнь его будет вечной, как небо и земля, а долголетие уподобится солнцу и луне. И вот вместо того чтобы благодарить меня за то, что я облагодетельствовал твоего сына, ты еще бранишь меня! С какой же это стати, а   

–   Ишь ты, какая хитроумная обезьяна!   – уже более мягко произнесла Лоча.   – Пусть даже сынок и сохранил жизнь, но как он сможет теперь повидаться со мною    Побывать в родительском доме   

–   Да разве это трудно устроить, дорогая золовушка      – улыбаясь, сказал Сунь У   кун.   – Если хочешь повидаться с ним, одолжи мне свой веер, я загашу огонь, проведу моего наставника через гору и сразу же отправлюсь к Южному морю, где живет твой сынок. Я попрошу его явиться к тебе и с ним передам твой веер. Разве это невозможно    И если ты заметишь, что у твоего сына хоть один волос на голове пострадал или найдешь на нем хотя бы маленькую царапину, ругай меня как хочешь. Если же он окажется лучше и красивее, чем прежде, то тебе придется благодарить меня.

–   Ах ты, дьявол этакий! Поменьше болтай языком,   – вскри чала Лоча.   – Давай   ка сюда свою шею, я стукну по ней несколько раз! Стерпишь, так и быть, одолжу тебе веер, а нет, так готовься предстать перед владыкой преисподней князем Янь   ваном!

Сунь У   кун скрестил руки на груди, вытянул шею и, посмеиваясь, сказал:

–   Ты лучше сама поменьше болтай, золовушка! Вот тебе моя бритая голова, руби ее сколько хочешь, пока духу хватит! А веер все же придется одолжить.

Тут Лоча схватила меч обеими руками и, вращая его колесом, стала колотить Сунь У   куна по шее.    Бим   бом, бим   бом   ,   – разнеслось в воздухе. Лоча нанесла Сунь У   куну больше десятка ударов, но он стоял как ни в чем не бывало. Лоча испуга – лась и собралась было бежать, но Сунь У   кун остановил ее:

–   Золовушка! Куда ты    Давай же мне твой веер поскорей!

–   Я свой веер так легко никому не одалживаю,   – отвечала Лоча капризным тоном.