《丑小鸭》俄语版（上）

 Хорошо было за городом!

 

Стояло лето. Золотилась рожь, зеленел овес, сено было сметано в стога; по зеленому лугу расхаживал длинноногий аист и болтал по-египетски - этому языку он выучился у матери.

 

За полями и лугами тянулись большие леса, а в лесах были глубокие озера. Да, хорошо было за городом!

 

Прямо на солнышке лежала старая усадьба, окруженная глубокими канавами с водой; от стен дома до самой воды рос лопух, да такой большой, что маленькие ребятишки могли стоять под самыми крупными листьями во весь рост. В чаще лопуха было глухо и дико, как в самом густом лесу, и вот там-то сидела на яйцах утка.

 

Она должна была выводить утят, и ей это порядком надоело, потому что сидела она уже давно и ее редко навещали - другим уткам больше нравилось плавать по канавам, чем сидеть в лопухах да крякать с нею. Наконец яичные скорлупки затрещали.

 

- Пип! Пип! - запищало внутри. Все яичные желтки ожили и высунули головки.

 

- Кряк! Кряк! - сказала утка. Утята быстро выкарабкались из скорлупы и стали озираться кругом под зелеными листьями лопуха; мать не мешала им - зеленый цвет полезен для глаз.

 

- Ах, как велик мир! - сказали утята.

 

Еще бы! Тут было куда просторнее, чем в скорлупе.

 

- Уж не думаете ли вы, что тут и весь мир - сказала мать. - Какое там! Он тянется далеко-далеко, туда, за сад, в поле, но там я отроду не бывала!.. Ну что, все вы тут

 

И она встала.

 

- Ах нет, не все. Самое большое яйцо целехонько! Да когда же этому будет конец! Я скоро совсем потеряю терпение.

 

И она уселась опять.

 

- Ну, как дела - спросила старая утка, которая пришла ее навестить.

 

- Да вот с одним яйцом никак не управлюсь, - сказала молодая утка. - Все не лопается. Зато посмотри-ка на малюток! Просто прелесть! Все, как один, - в отца.

 

- А ну-ка покажи мне яйцо, которое не лопается, - сказала старая утка. - Наверняка это индюшечье яйцо. Вот точно так же и меня однажды провели. Ну и было же мне с этими индюшатами хлопот, скажу я тебе! Никак не могла заманить их в воду. Уж я и крякала, и толкала - не идут, да и только! Ну-ка, покажи яйцо. Так и есть! Индюшечье! Брось его да ступай учи деток плавать!

 

- Посижу уж еще! - сказала молодая утка. - Столько сидела, что можно и еще посидеть.

 

- Как угодно! - сказала старая утка и ушла.

 

Наконец лопнуло и большое яйцо.

 

- Пип! Пип! - пропищал птенец и вывалился из яйца. Но какой же он был большой и гадкий!

 

Утка оглядела его.

 

- Ужасно велик! - сказала она. - И совсем не похож на остальных! Уж не индюшонок ли это, в самом деле Ну да в воде-то он у меня побывает, силой да загоню!

 

На другой день погода стояла чудесная, зеленый лопух был залит солнцем. Утка со всею своею семьей отправилась к канаве. Бултых! - и она очутилась в воде.

 

- Кряк! Кряк! - позвала она, и утята один за другим тоже побултыхались в воду. Сначала вода покрыла их с головой, но они сейчас же вынырнули и отлично поплыли вперед.

 

Лапки у них так и работали, и даже некрасивый серый утенок не отставал от других.

 

- Какой же это индюшонок - сказала утка. - Вон как славно гребет лапками! И как прямо держится! Нет, мой он, мой родненький... Да он вовсе и не дурен, как посмотришь на него хорошенько. Ну, живо, живо за мной! Сейчас я введу вас в общество, представлю вас на птичьем дворе. Только держитесь ко мне поближе, чтобы кто-нибудь не наступил на вас, да берегитесь кошек!

 

Скоро добрались и до птичьего двора. Батюшки! Что тут был за шум!

 

Два утиных семейства дрались из-за одной головки угря, а кончилось тем, что головка досталась кошке.

 

- Вот видите, как бывает на свете! - сказала утка и облизнула язычком клюв - она и сама была не прочь отведать угриной головки.

 

- Ну-ну, шевелите лапками! - сказала она утятам. - Крякните и поклонитесь вон той старой утке! Она здесь знатнее всех. Она испанской породы и потому такая жирная. Видите, у нее на лапке красный лоскут. Как красиво! Это высшее отличие, какого только может удостоиться утка. Это значит, что ее не хотят потерять, - по этому лоскуту ее узнают и люди и животные. Ну, живо! Да не держите лапки вовнутрь! Благовоспитанный утенок должен выворачивать лапки наружу, как отец и мать. Вот так! Смотрите! Теперь наклоните голову и скажите: "Кряк!"

 

Так они и сделали. Но другие утки оглядели их и сказали громко:

 

- Ну вот, еще целая орава! Как будто нас мало было А один-то какой безобразный! Уж его-то мы не потерпим!

 

И сейчас же одна утка подлетела и клюнула его в затылок.

 

- Оставьте его! - сказала утка-мать. - Ведь он вам ничего не сделал!

 

- Положим, но он такой большой и странный! - ответила чужая утка. - Ему надо задать хорошенько.

 

- Славные у тебя детки! - сказала старая утка с красным лоскутом на лапе. - Все славные, вот только один... Этот не удался! Хорошо бы его переделать!

 

- Это никак невозможно, ваша милость! - ответила утка-мать. - Он некрасив, но у него доброе сердце. А плавает он не хуже, смею даже сказать - лучше других. Я думаю, со временем он выровняется и станет поменьше. Он слишком долго пролежал в яйце, оттого и не совсем удался.

 

И она почесала у него в затылке и огладила перышки.

 

- К тому же он селезень, а селезню красота не так уж нужна. Я думаю, он окрепнет и пробьет себе дорогу.

 

- Остальные утята очень, очень милы! - сказала старая утка. - Ну, будьте как дома, а найдете угриную головку, можете принести ее мне.

 

Вот утята и устроились как дома. Только бедного утенка, который вылупился позже всех и был такой безобразный, клевали, толкали и дразнили решительно все - и утки и куры.

 

- Больно велик! - говорили они.

 

А индейский петух, который родился со шпорами на ногах и потому воображал себя императором, надулся и, словно корабль на всех парусах, подлетел к утенку, поглядел на него и сердито залопотал; гребешок у него так и налился кровью.