Гарри долго мерил шагами спальню. Кто-то знал, что он переехал сюда из чулана. И

еще этот кто-то знал, что он не получил первое письмо. И все это означало, что этот кто-то

попробует передать ему еще одно письмо. И на этот раз Гарри собирался его получить.

Потому что у него родился план.

* * *

Дышащий на ладан будильник, благодаря Дадли неоднократно побывавший в

мастерской, зазвонил ровно в шесть часов. Гарри поспешно выключил его и быстро оделся,

стараясь не шуметь, чтобы ни в коем случае не разбудить семейство Дурслей. Он бесшумно

вышел из своей комнаты и, крадучись, пошел вниз в полной темноте — включать свет было

опасно.

План его заключался в том, чтобы выйти из дома, встать на углу Тисовой улицы и

дождаться появления почтальона, чтобы первым забрать письма. А сейчас он крался по

темному коридору, его сердце отчаянно прыгало в груди, и…

— А-А-А-А!

Гарри буквально взлетел в воздух, потому что наступил на что-то большое и мягкое,

лежавшее на коврике у входной двери. На что-то… живое!

Наверху зажегся свет, и Гарри с ужасом увидел, что этим большим и мягким было

лицо дяди Вернона. Мистер Дурсль лежал у входной двери в спальном мешке. Не

оставалось сомнений, что он сделал так именно для того, чтобы не дать Гарри осуществить

задуманное. И, что тоже было несомненно, он вовсе не рассчитывал, что на него наступят.

После получасовых воплей дядя Вернон велел Гарри сделать ему чашку чая. Гарри

грустно поплелся на кухню, а когда вернулся с чаем, почту уже принесли, и теперь она

лежала за пазухой у дяди Вернона. Гарри отчетливо видел три конверта с надписями,

сделанными изумрудно-зелеными чернилами.

— Я хочу… — начал было он, но дядя Вернон достал письма и разорвал их на мелкие

кусочки прямо у него на глазах.

В тот день дядя Вернон не пошел на работу. Он остался дома и намертво заколотил

щель для писем.

— Видишь ли, — объяснял он тете Петунье сквозь зажатые в зубах гвозди, — если они

не смогут доставлять свои письма, они просто сдадутся.

— Я не уверена, что это поможет, Вернон.

— О, у этих людей странная логика, Петунья. Они не такие, как мы с тобой, — ответил

дядя Вернон, пытаясь забить гвоздь куском фруктового кекса, только что принесенного ему

тетей Петуньей.

* * *

В пятницу для Гарри принесли не меньше дюжины писем. Так как они не пролезали в

заколоченную щель для писем, их просунули под входную дверь, а несколько штук

протолкнули сквозь маленькое окошко в туалете на первом этаже.

Дядя Вернон снова остался дома. Он сжег все письма, а потом достал молоток и гвозди

и заколотил парадную и заднюю двери, чтобы никто не смог выйти из дома. Работая, он

что-то напевал себе под нос и испуганно вздрагивал от любых посторонних звуков.

* * *

В субботу ситуация начала выходить из- под контроля. Несмотря на усилия дяди

Вернона, в дом попали целых двадцать четыре письма для Гарри — кто-то свернул их и

засунул в две дюжины яиц, которые молочник передал тете Петунье через окно гостиной.

Молочник не подозревал о содержимом яиц, но был крайне удивлен, что в доме заколочены

двери. Пока дядя Вернон судорожно звонил на почту и в молочный магазин и искал того,

кому можно пожаловаться на случившееся, тетя Петунья засунула письма в кухонный

комбайн и перемолола их на мелкие кусочки.

— Интересно, кому это так сильно понадобилось пообщаться с тобой? — изумленно

спросил Дадли, обращаясь к Гарри.

* * *