西游记俄文版第三章第六十二节1.2

 –   Наставник!   – ответил Сунь У   кун.   – Это действительно город и в нем находится дворец правителя царства.

Чжу Ба   цзе рассмеялся:

–   С чего это ты взял, что здесь живет правитель   

–   У нас в Поднебесной в каждой области и в каждом уезде есть своя столица…

–   Да где тебе знать, что резиденция правителя совершенно не то, что областной или уездный город,   – едко ответил Сунь У   кун.   – Ты погляди, одних ворот здесь более десяти, а в окружности город не менее ста с лишним ли. Смотри, какие высокие здания, а их крыши теряются в облаках. Если бы это не была резиденция, никакой пышности или величия ты бы здесь не увидел.

Тут Ша   сэн не выдержал:

–   Братец!   – с нарочитой вежливостью, вкрадчиво произнес он.   – Ты всегда отличался проницательностью и зоркостью. Не скажешь ли нам, как называется этот город   

–   Я не вижу ни надписей, ни стягов, на которых было бы обозначено название города,   – нашелся Сунь У   кун.   – Откуда мне знать, как он называется    Надо отправиться туда и расспросить у жителей: тогда мы и узнаем, как он называется.

Танский монах, услышав это, подстегнул коня, и вскоре путники достигли городских ворот. Сюань   цзан спешился, прошел по мосту через крепостной ров и вошел в ворота. Его спутники следовали за ним. На улицах города было оживленно, шла бойкая торговля. Чего здесь только не было! По улицам ходили люди в роскошных головных уборах и одеждах, с виду богатые. И вот продвигаясь вперед в этой нарядной толпе, наши путники вдруг увидели человек десять монахов. В рубищах, с колодками на шее, они шли, скованные между собой длинной цепью. Монахи переходили от дома к дому, прося подаяний.

Глядя на этих несчастных, Танский монах стал громко вздыхать:

–   Как не пожалеть товарищей в беде,   – сокрушенно произнес он и обратился к Сунь У   куну: – Подойди, расспроси, за что их наказали.

Сунь У   кун беспрекословно повиновался.

–   Эй, братья   монахи!   – крикнул он, подходя к ним.   – Из какого вы монастыря и за что вас заковали в колодки   

Монахи разом опустились на колени и, отбивая поклоны, отвечали:

–   Господин хороший! Мы невинно пострадавшие бедные монахи из монастыря Золотое сияние…

–   А где находится ваш монастырь   

–   Здесь, за углом, совсем близко.

Сунь У   кун привел монахов к наставнику, и Танский монах ласковым голосом обратился к ним:

–   Братья! Расскажите же мне, за что вас так обидели.

Монахи переглянулись, а один из них сказал:

–   Господин! Мы не знаем, кто вы и откуда пришли, но лицо ваше кажется нам знакомым. Здесь говорить опасно, давайте пойдем к нам в монастырь, и мы поделимся с вами нашим горем.

–   Ну что же,   – отвечал Танский монах.   – Ведите нас к себе в монастырь!   – Пойдем и узнаем обо всем,   – добавил он, обращаясь к своим ученикам.

Вскоре они подошли к воротам монастыря, над которыми висела вывеска с семью золотыми иероглифами:    Возведенный по царскому указу монастырь Золотое сияние   .

Наставник и его ученики вошли в ворота монастыря, и глазам их представилась неприглядная картина:

 

Давно уж опустел чудесный храм:

То не благоуханный фимиам

Под сводами старинными струится,

То ветерок, пробившись в щели, мчится

И развевает пыль по сторонам.

Своею кровлей, некогда узорной,

Пусть пагода восходит к облакам,

Но двор ее порос травою сорной,

Святилище не привлекает взоров,

Никто не молится, никто не служит там.

Войдя в него, пойдешь не по коврам,

А по шуршащему покрову листьев мертвых.

Повисла паутина по углам,

На росписях поблекших распростерта.

Сколь ни ходи по внутренним дворам –

Повсюду мрак, унынье, оскуденье,

Не слышно ни молитв, ни песнопений,

Лишь только птиц неугомонный гам

Пуста курильница пред изваяньем Будды,

Расхищены священные сосуды,

И все открыто четырем ветрам.

 

К горлу Танского монаха подступили слезы и неудержимым потоком полились из глаз. Тем временем монахи открыли двери храма, упираясь в них своими колодками, и предложили Танскому монаху поклониться изваянию Будды.

Сюань   цзан вошел в храм, мысленно воскурил фимиам перед Буддой и сразу же вышел во двор. У столбов, поддерживающих крышу храма, он увидел еще нескольких подростков   монахов, тоже скованных цепью. Этого Сюань   цзан уже не мог вынести и направился к настоятелю монастыря. Там уже собрались все монахи и встретили наших путников поклонами и расспросами:

–   Почему это у вас разная наружность      – заинтересовался один из монахов.   – Уж очень вы не похожи друг на друга. Неужто вы все из великого Танского государства, находящегося в восточных землях   

Сунь У   кун рассмеялся.

–   Каким образом ты узнал, что мы из восточных земель    Ты обладаешь волшебным способом угадывания      – сквозь смех спросил он и, не дожидаясь ответа, сказал: – Да! Мы из восточных земель. Но, скажи нам, как ты об этом узнал   

–   Господин!   – отвечали монахи.   – Какие могут быть у нас волшебные способы    Все очень просто: мы незаслуженно обижены и нам некому доказать свою правоту. Целыми днями мы ходим по городу, собирая подаяния и горько жалуясь на свою судьбу. Должно быть, эти жалобы тронули духов, так как вчера ночью мы все видели один и тот же сон. Нам приснилось, что явится Танский праведный монах из восточных земель, который спасет нас, и мы сможем рассказать ему о наших обидах. И вот сегодня, когда ты появился, глядя на твой необычный вид и одеяние, мы поняли, что ты и есть праведный монах из восточных земель.

Эти слова очень обрадовали Танского монаха.

–   Скажите мне, что это за край,   – спросил Сюань   цзан,   – и за что вас здесь обидели   

Монахи опустились на колени и один из них начал жаловаться:

–   Господин! Этот город – столица государства Цзисай – один из крупных городов в западных странах. В свое время варвары со всех сторон являлись сюда и приносили дары. С юга приходили послы из государства Юето, с севера – из государства Гаочан, с востока – из Силян, с запада – из Вэньбо. Ежегодно сюда привозили несметное количество самой лучшей яшмы и белого жемчуга, красавиц и резвых коней, причем все эти дары приносились добровольно, из чувства уважения к государству Цзисай, которое никогда ни с кем не воевало и никого не приводило в покорность.

–   Видимо,   – заметил Танский монах,   – правитель этого государства был человеком высокой добродетели, а его граждан ские и военные сановники отличались мудростью и добросердечностью.

–   Нельзя сказать, что гражданские сановники были очень мудры, а военные – добросердечны. Да и сам правитель не отличался высокой добродетелью. Дело в том, что священная пагода в нашем монастыре Золотое сияние издавна излучала дивное сияние, которое возносилось высоко в небо и по ночам было видно на расстоянии десятков тысяч ли, а днем окрашивалось в разные цвета радуги и озаряло даже соседние государства. Жители этих государств были уверены, что наш город священный, и все варвары являлись сюда с дарами. Но вот три года тому назад в день новолуния, в самом начале осени, ровно в полночь вдруг хлынул кровавый дождь. Когда рассвело, все жители были в страшном испуге и печали. Сановники доложили правителю государства, что, по их мнению, небесный владыка неизвестно за что прогневался и ниспослал кару. Тотчас же были приглашены все ученые маги   даосы для устройства молений, а буддийским монахам было велено читать сутры, чтобы задобрить духов Неба и Земли. Пагода, излучающая сияние, потускнела и с тех пор вот уже два года никто не привозит даров. Наш правитель хотел было пойти войной на соседей, однако сановники все в один голос отговорили его и оклеветали нас. Они сказали, будто это мы, монахи, украли золото, которым была покрыта пагода, она перестала сиять, а потому соседние страны отказались приносить дары. Неразумный правитель наш, не разобравшись, в чем дело, поверил злым сановникам: нас схватили и всячески пытали, требуя признания. В нашем монастыре было три поколения монахов. Старшие два не выдержали пыток и погибли; теперь принялись за наше поколение: нас допрашивают и держат в колодках. Будь над нами судьей, отец наш! Посуди сам: неужели мы осмелились бы похитить золотую кровлю пагоды    Умоляем тебя, сжалься над нами, прояви свою доброту и сострадание и своей волшебной силой спаси нам жизнь, мы ведь тоже монахи, такие же, как и ты.